Правда, которую мы сжигаем - Джей Монти

быть глухим, чтобы не слышать о его репутации на трассе.

Я замечаю его, даже не пытаясь. Капюшон поднят, дым идет изо рта, он совсем один и сам себе. Даже когда он пытается держаться подальше от людей, кажется, что они наблюдают за ним. Его трудно не смотреть.

Не заботясь о правилах или о том, где я должен быть, я пересекаю трассу в сторону боксов, прокладывая для него прямую, даже если несколько машин мчатся по другому повороту и возвращаются ко мне.

— Девушка, вам нельзя туда идти! — кто-то кричит на меня, но я продолжаю игнорировать всех, кроме него.

Нет никакого страха. Просто осознанное чувство, что, когда я войду в личное королевство нечестивцев Рука Ван Дорена, я застряну там на какое-то время.

Ангел ищет Люцифера для свободы.

— Ван Дорен! — я зову сквозь рев машин, мои ноги соскальзывают с трассы в сторону от приближающегося транспорта.

Рук был прав, когда сказал мне, что мне скучно в моем стеклянном замке. Я в двух шагах от того, чтобы умереть от отсутствия волнения в моей жизни. Всегда одни и те же мужчины в отутюженных костюмах и деловых разговорах. Те же сплетни на бранчах, те же лица, та же ложь. Все это перерабатываемая чушь, и я так устала от всего этого.

Я устала.

Я боюсь, потому что это была бы моя жизнь. Не только до конца года, но и до конца моего существования. Я бы навсегда застряла на карусели в Пондероз Спрингс, и все потому, что мои родители разорены, а я не хочу, чтобы моя сестра страдала.

Кроме этого момента прямо сейчас. У меня есть этот момент.

А Рук совсем не скучный.

Его глаза следуют за звуком его имени, пока не находят свою цель.

Мне.

Боже, я хочу подавить самодовольную ухмылку с его лица. Этот взгляд — я знал, что ты придешь искать меня — поглощает все его присутствие. Но я ненавижу то чувство, когда тону, больше, чем то, что он прав насчет меня.

— Какого черта ты здесь делаешь… — он резко останавливается, отталкиваясь от мотоцикла и встречая меня посредине. Его глаза изучают мое лицо, концентрируясь на моей струящейся туши и очевидных слезах. Что-то в его языке тела меняется, переходя от самодовольства к напряжению.

— Что он сделал?

То, как он придвигается ко мне ближе, изучая контуры моего лица. Я получаю еще один близкий и личный взгляд в глаза, которых все так боятся.

Это почти поэтично, как внешние края чисто-зеленые, как новая земля, но, когда ты подходишь ближе, внутренняя часть представляет собой звездообразную вспышку янтарного огня, кружащуюся и поглощающую зелень, все скручивающееся в один сплошной черный зрачок.

И это то, что увидел Люцифер, когда был изгнан с Небес. Зелень нашей планеты перед входом в адское пламя. История, стоящая за катастрофическим прозвищем Рука, все больше и больше связана с ним.

Я знаю, что он имеет в виду Истона, и это последний человек в мире, о котором я хочу сейчас говорить. Пытаясь отшутиться, я вытираю лицо.

— Нет, нет, ничего. Я…

— Тогда какого хрена ты здесь?

Я ошеломлена тем, насколько резок его голос, как он прорезает мою попытку скрыть свою боль, разрывая мой фасад в клочья.

Я сделала что-то неправильно? Я сделала что-то, что разозлило его?

Я ошиблась, придя сюда?

Я вздыхаю, пожимая плечами.

— Наверное, в поисках смены обстановки? — я слегка шутливо улыбаюсь, надеясь, что мы сможем забыть о причине, по которой я здесь.

Почему, из всех людей, к которым можно было бежать в этом городе, я искала его.

— Правду, — требует он, как и в театре, отказываясь позволить мне уйти, не украв ту часть меня, которую никто не получает.

—Правду? Кажется, я уже давно никому об этом не говорил, — говорю я, зная, что он ничего мне не даст, если я не буду с ним честной.

Мое сердце стучит клетке, дикое животное, уставшее от того, что его держат в стенах моей собственной груди, готовое обнажить зубы, показать миру, из чего оно сделано.

Когда он ничего не говорит, просто выжидающе смотрит на меня и закуривает еще одну сигарету, я говорю ему то, что ему нужно услышать.

Правду.

— Потому что ты мне нужен, — мои слова улавливаются порывом ветра, когда позади моей головы ревет двигатель. Мое тело отталкивается от нижней части поверхности, выходя из воды с глотком воздуха, когда я продолжаю. — Мне нужно, чтобы ты помог мне снять маску. Ты единственный человек, которого я знаю, не скрывающийся от мира. Ты горишь за это. Это место пожирает меня заживо, превращая в человека, которого я не узнаю. Покажи мне анархию, покажи мне что-нибудь жестокое, — я качаю головой, нуждаясь в том, чтобы почувствовать это бегство. — Покажи мне всю свою правду, Рук. А я покажу тебе свою.

Его глаза превращаются в ад, горящие так ярко, так зелено, что это гипнотизирует.

— Хочешь снять маску? — он поднимает свой шлем, придвигая его ко мне, холодный материал давит мне на живот. — Тогда отведи меня в место, которое ты ненавидишь больше всего на свете, и я покажу тебе, как заставить его задохнуться от пепла девушки, которую они бросили сжигать.

Я повидал много дерьма, пока был под кайфом.

Сейдж Донахью, вышедшая на улицу из винного магазина с бутылкой водки со вкусом клубники, стала настоящим пирогом.

Она смыла макияж в туалете на заправке, глаза как у енота были далеко от глаз, обнажая все ее веснушки цвета корицы. Свет от искусственного освещения отражался от ее кожи.

Это была совершенно новая Сэйдж. Такой, какой я никогда раньше не видел, пока жил в Пондероз Спрингс.

Довольно ядовито, Рук.

Существо, созданное для обмана. Создана для убийства.

— Осторожно, — напомнил я себе.

Поездка до дома ее семьи на озере была быстрой, учитывая, что она мурлыкала мне на ухо: быстрее, быстрее, быстрее.

Но моменты, казалось, тикали, потому что все, на чем я мог сосредоточиться, была дорога и то, как она чувствовала себя прижатой ко мне. Сидя на заднем сиденье моего мотоцикла, руки сжимали меня так крепко, что я чувствовал, как ее ногти впиваются в мою толстовку. Дразнящее прикосновение ее силы к моему подтянутому животу заставило мой рот наполниться слюной от перспективы боли.

Когда