Кира Буренина - Арена

Лариса не знала, что делать и как реагировать, обязанной себя она не чувствовала, романа с Глазовым не хотела из-за Анны и еще из-за того, что он начальник, но его прикосновения творили с ней чудеса. Это было замечательно, волнительно, но одновременно страшно.

Глазов принял решение за нее — легко поцеловал в щеку и сказал:

— Я ведь научился в Дамаске варить великолепный кофе. Приглашаю. — Его автомобиль плавно замер у незнакомого ей подъезда. — Он взял в руки ее ладонь и стал медленно целовать пальцы. — Такие нежные… Пойдем, я угощу тебя кофе.

— Хорошо, — ее голова кружилась, она едва понимала, что делает, — почему бы нет?

Они вошли в красивый, облицованный мрамором подъезд, поднялись на скоростном лифте на шестнадцатый этаж, Анатолий открыл дверь квартиры. Едва они переступили порог прихожей, Анатолий обхватил ее сзади за талию, прижал к себе и стал целовать ее изящную, нежную шею.

— Лариса, милая моя… Как давно я мечтал об этом… Но ты казалась мне такой неприступной, холодной… Это же ужасно — не сметь дотронуться, когда рука так и тянется к твоей руке, не сметь улыбнуться, когда губы сами собой складываются в улыбку, когда вижу тебя, не сметь обнять, не сметь целовать… Лариса… чудо мое! — И он повернул ее лицом к себе и накрыл ее губы своими.

Поцелуй был нежным, но требовательным — хотелось, чтобы он стал бесконечным. Но нет, нет… Он же сам сказал про Анну! Что будет, когда она вернется, когда узнает? И ведь не влюблен Анатолий — такие вообще не влюбляются. А с другой стороны, ей всегда было любопытно оказаться на месте Анны, почему бы не сейчас? И потом — она так давно была одна!

Лариса невнятно пробормотала:

— Не надо… Не надо… Это все лишнее…

Но Анатолий не отпускал, продолжал целовать волосы, лицо, руки, губы, снова волосы.

— Милая ты моя! Солнышко, красавица. Ненаглядная моя!

— Не надо… — всхлипнула она и тут же почувствовала прохладную гладкость шелковых простыней.

Утро принесло с собой разочарование, недовольство собой, стыд и страх. Лариса с омерзением обнаружила себя в постели Глазова. Проснувшийся Анатолий вновь потянулся к ней, но она отпрянула от него:

— Не прикасайся ко мне!

Анатолий, улыбаясь, крепко схватил ее за запястье.

— Или я должна затеять драку? — сопротивлялась Лариса.

Он все еще улыбался, не сводя глаз с ее губ, затем его взгляд скользнул по ее шее.

— Все было изумительно, ты была изумительна. И это был не просто секс, а выражение нашего восхищения друг другом. Это случилось, Лариса, и это было чудом. Ты не только прекрасна, но и смела. Ничто не могло бы тогда остановить нас. — Анатолий умолк, глядя в упор в ее широко распахнутые глаза. — Будешь отрицать?

Лариса открыла было рот, чтобы возразить, но вдруг замерла, потрясенная до глубины души.

— Ты не очень опытна в таких делах, не так ли?

Она словно упала с небес на землю, причем удар оказался очень болезненным.

— Это… это унизительно! — воскликнула Лариса, пытаясь вырваться, но Анатолий не отпускал.

— Ничего подобного.

— Отпусти меня, — процедила она сквозь зубы.

— Через минуту. Я просто пытаюсь показать тебе, что предпочитаю твою страсть, любовь или ненависть, — не столь важно. Если двух людей тянет друг к другу так, как нас, результат может оказаться потрясающим.

— Послушай, я отказываюсь разыгрывать этот глупый фарс, — прошипела Лариса.

— Не фарс. Если только ты действительно не имеешь привычки заманивать мужчин в свои сети, а потом избавляться от них.

— Я все равно не смогу смириться с тем, что опустилась до любовной связи на одну ночь с мужчиной, которого едва знаю!

Анатолий рассмеялся и отпустил наконец ее руку:

— Прошу прощения. А теперь, когда все выяснено, хочешь, приготовлю горячие бутерброды и кофе?

— Что-что?!

— Я сейчас.

Она с трудом верила в происходящее. Анатолий вел себя так, словно они вечность просыпались вместе в этой постели!

Через пару минут Анатолий поставил перед ней тарелку с двумя золотистыми ломтями хлеба с ветчиной и сыром и чашку кофе.

— Тебе надо поесть. Когда закончишь, позвони в агентство и езжай домой спать. Один день «Моргенштранд» обойдется без тебя. Я вызову тебе такси.

— И все? Так просто?

— А что мудрить-то? Кстати, ванная здесь. — Он провел рукой по зеркальной панели.

— А как же Анна? — осмелилась она задать вопрос и посмотрела на него сквозь полуопущенные ресницы.

— Ты собираешься рассказать Анне?

— Ни за что…

— Вот и я не собираюсь. Ничто человеческое нам не чуждо. Пусть это будет нашей маленькой тайной.

Прошли две недели. Анатолий не обращал на нее внимания, по-прежнему ухаживал за Анной, а к ней обращался лишь по работе сухими отрывистыми фразами. Собственно она знала, что все именно так и будет, гораздо больше волновал вопрос: знает ли Анна о случившемся, и если знает, как она к этому относится? По ее поведению нельзя было ничего понять. Из Америки Анна привезла Ларисе подарок — маленькую сиреневую сумочку в тон ее любимым летним босоножкам, о которой она так давно мечтала. Анна была с ней так же приветлива, улыбалась, шутила, но время от времени смотрела на нее как-то отстранению и холодно. Лариса чувствовала за собой вину, а на воре, как известно, и шапка горит. Она много бы отдала, чтобы той ночи не было, но, к сожалению, прошлого не исправить. Надо было искать наилучший способ поведения в создавшейся ситуации и прежде всего выяснить, что известно Анне.

Как-то вечером в конце рабочего дня Лариса нерешительно постучала в кабинет к Глазову. Она с радостью не стучала бы вообще, если бы не важные рабочие вопросы. Она постучала еще раз — никто не отозвался. Лариса приоткрыла дверь и заглянула в кабинет. С Анатолием часто случалось, что он «уходил в креатив» и ничего не слышал вокруг. Но начальника в кабинете на самом деле не было. Со вздохом разочарования она закрыла дверь — придется идти домой ни с чем и промучиться опять как минимум целые сутки. Представив себе еще одну кошмарную беспокойную ночь, Лариса решительно вошла в кабинет — раз он не закрыт, значит, Глазов еще вернется, а она дождется его здесь.

Она присела в кресло возле низкого стеклянного журнального столика — обычно тут располагались гости, пили кофе и обсуждали деловые вопросы в неформальной обстановке. Глазова все не было и не было, огромные настенные часы — металл со стеклом — показывали половину восьмого. Креативный директор не пришел и без десяти восемь, и в восемь, и даже в пятнадцать минут девятого он не вернулся. Лариса встала, медленно подошла к окну, за стеклом струился поток нескончаемых фар, здание напротив сияло ночным неоном — вид, конечно, неплохой, но ни в какое сравнение не идет с видом, открывающимся с последнего этажа здания. Лариса грустно вздохнула и отошла от окна, задержалась у полок с книгами: «Капитал» Маркса (вот пижонство!), «Маркетинг» Котлера (старая добрая классика), «Реклама и продвижение товаров» Росситера и Перси (тоже классическая старая книга), зачем-то учебник «Банковское дело» и еще много-много брошюр: «В помощь криейтеру», «Копирайтер», «Советы копирайтеру», «Как написать рекламное объявление». У книжных полок ей тоже стало скучно. Тогда Лариса подошла к рабочему столу, взглянула на широкий дисплей — по экрану на бешеной скорости летала объемная надпись на русском и английском языках «Ты — умница». «Как же он себя любит! — поразилась Лариса. — А если бы на его месте была я? Креативный директор — Вишневская Лариса!»