Розамунда Пилчер - Пустой дом

На набережной какой-то оптимистически настроенный продавец уже установил сияющую белой краской палатку с заманчивой вывеской: «Фред Хоскингс, Мороженое домашнего изготовления, лучшее в Корнуолле», — и Вирджинии внезапно ужасно захотелось мороженого, так что она пожалела, что не захватила с собой деньги. Здорово было бы сейчас посидеть на солнышке, облизывая мороженое. Чем больше она об этом думала, тем больше ей его хотелось. Вирджиния пошарила по карманам в надежде найти завалившуюся монетку, но те оказались пусты — ни полпенни.

Она присела на швартовую тумбу и с несчастным видом уставилась на рыбацкое суденышко, на палубе которого мальчишка в просоленной ветровке кипятил на спиртовке чайник. Она пыталась заставить себя не думать о мороженом, и тут словно в ответ на ее молитву голос за спиной обратился к ней:

— Привет!

Вирджиния посмотрела через плечо, отбросив с лица длинные темные волосы, и увидела, что он стоит на причале, продуваемом ветром, зажав под мышкой какой-то сверток, в темно-синем свитере с высоким воротом, который делает его похожим на моряка.

Она поднялась на ноги.

— Привет!

— Я так и подумал, что это вы, — сказал Юстас Филипс, — но не был уверен. Что вы здесь делаете?

— Ничего. То есть я пошла на прогулку и остановилась посмотреть на лодки.

— Хороший сегодня день.

— Да.

В его синих глазах плескался смех.

— А где же Элис Лингард?

— Поехала в Пензанс… у нее там заседание комитета.

— Так вы здесь одна?

— Да.

На ней были старенькие голубые кеды, джинсы и белый свитер с узором из кос, и Вирджиния в приступе самоуничижения болезненно ощутила, что этот наряд лишний раз свидетельствует о ее наивности, равно как и неумении поддерживать светскую беседу.

Она взглянула на его сверток.

— А что здесь делаете вы?

— Пришел купить парусину, чтобы закрывать стога. Прошлой ночью был такой ветер, что старый тент порвало в клочья.

— И вы уже возвращаетесь назад?

— Немного погодя. А какие планы у вас?

— Собственно, никаких. Я просто осматриваю город.

— И много уже осмотрели?

— Так далеко я зашла в первый раз.

— Тогда пойдемте, я покажу вам остальное.

Неспешно шагая в ногу, они вернулись ко входу в гавань. Он заметил палатку с мороженым и притормозил, чтобы поздороваться с владельцем.

— Привет, Фред!

Продавец мороженого, в сияющей накрахмаленной куртке напоминавший судью на крикетном матче, обернулся и посмотрел на него. Его коричневое от загара морщинистое лицо, напоминавшее скорлупу грецкого ореха, растянулось в улыбке.

— Привет, Юстас! Как поживаешь?

— Прекрасно! А ты?

— О, неплохо, неплохо. Давненько тебя не было видно. Как идут дела в Лэнион?

— Все в порядке. Работаю. — Юстас склонился над его лотком. — В этом году ты рановато. Кто сейчас будет покупать мороженое?

— Ну, я всегда говорил: какая пташка рано проснулась, та скорее и корм нашла.

Юстас взглянул на Вирджинию.

— Хотите мороженого?

Никогда еще другой человек не угадывал так точно ее желание.

— Не отказалась бы, но у меня нет с собой денег.

Юстас усмехнулся.

— Самое большое, какое у тебя есть, — скомандовал он Фреду и полез в задний карман за кошельком.

Они миновали причал и углубились в сеть мощеных улочек, о существовании которых она даже не подозревала. Ее взгляду открывались маленькие нарядные площади, где стояли дома с желтыми дверями и оконными наличниками, палисадники, в которых на веревках сушилось белье, каменные лестницы, на которых ничейные коты грелись на солнышке и языками вылизывали шерстку. В конце концов они дошли до северного пляжа, открытого всем ветрам, о который разбивались тяжелые нефритовые волны, подсвеченные солнцем, а в воздухе стоял туман от соленых брызг.

— Когда я был еще мальчишкой, — громко произнес Юстас, которого она с трудом слышала за шумом ветра, — то приходил сюда заниматься серфингом. У меня была доска — деревянная, с нарисованной маской, ее сделал для меня мой дядя. Теперь у подростков фирменные доски, из стеклопластика, на них можно кататься круглый год, и зимой, и летом.

— Как им не холодно?

— Они катаются в гидрокостюмах.

Они подошли к волнолому, в стену которого была вделана деревянная скамья, и Юстас, явно решив, что они бродят уже слишком долго, уселся на скамью, опираясь спиной о волнолом, подставил лицо солнцу и вытянул свои длинные ноги.

Вирджиния, доедавшая остатки гигантской порции мороженого, присела с ним рядом. Он смотрел на нее, а когда она проглотила последний кусочек и вытирала липкие пальцы о джинсы, спросил:

— Вам понравилось?

Лицо его было серьезным, но в глазах притаился смех. Тем не менее Вирджинию это не обидело.

— Очень вкусно! Лучшее мороженое в моей жизни. Вам надо было купить себе тоже.

— Я перерос тот возраст, когда можно бродить по улицам, поедая мороженое.

— Я его никогда не перерасту!

— А сколько вам лет?

— Семнадцать, вот-вот исполнится восемнадцать.

— Вы уже закончили школу?

— Да, прошлым летом.

— А что делаете сейчас?

— Ничего.

— Собираетесь поступать в университет?

То, что он счел ее достаточно умной, польстило Вирджинии.

— Ну что вы, нет…

— Чем же вы планируете заняться?

Лучше бы он не спрашивал…

— Думаю осенью поступить на курсы, буду изучать кулинарию, или стенографию, или машинопись, или что-нибудь такое же ужасное. Правда, мама забрала себе в голову, что я должна провести лето в Лондоне, ходить на всякие вечеринки и собрания, знакомиться с людьми, в общем, выйти в свет.

— Кажется, — сказал Юстас, — это называется лондонским «сезоном».

По его тону было ясно, что он одобряет этот обычай не больше, чем сама Вирджиния.

— Прошу, не надо! У меня от одного слова мурашки бегут по телу.

— Трудно поверить, что в наше время кто-то еще придает этому значение.

— Знаю, это глупо. Но такие люди есть. И моя мать входит в их число. Она уже встречалась с другими такими же мамашами, устраивала для них чай. Она даже выбрала мне кавалера для танца, но я буду изо всех сил стараться ее отговорить. Вы можете представить что-нибудь более ужасное, чем танец дебютанток?

— Нет, не могу, но мне не семнадцать и я не девушка. — Вирджиния состроила ему гримасу. — Если вы так сильно не хотите в этом участвовать, то почему бы вам не проявить характер и не сказать матери, чтобы она нашла лучшее применение деньгам, — например, купила вам билет в Австралию и обратно или что-то в этом роде.