Огненное сердце - Юлия Резник

с бордюра беру другую тачку. В следующем ТЦ переодеваюсь. И снова еду. И меняю машину опять. Только четвертому водиле я называю родительский адрес. Родная сталинка. Знакомая дверь.

– Амалия!

– Пап… Папочка…

Надо быть сильной. Родители совсем старенькие. Иногда я забываю об этом – они у меня очень современные и какие-то невероятно легкие, но волновать их нельзя. Волнения в таком возрасте категорически противопоказаны. Все вроде получается, только губы сильно дрожат…

– Господи, ребенок, давай же! Проходи! Света, смотри, кто здесь… Мы как раз лепили манты. Сейчас на стол накроем. Ты голодная?!

– Конечно. Только умоюсь, ага? – смеюсь я и шагаю к расположенной по правую руку ванной комнате.

– Я всех на уши поставил, – шепчет отец мне в ухо, чуть придержав. – Всех. Ярика ­– так просто за грудки взял.

– Спасибо большое, пап.

– Показалось, он чего-то темнил.

Мои глаза встречаются с отцовскими. У нас они одной формы, одного цвета. Я хочу… я так хочу их передать своей дочке или сыну.

– Может, просто не хотел тебя волновать?

– Без понятия. Вот ты нам сейчас расскажешь, что тебе известно, и подытожим.

Ну не знаю. Даже если Сидельник и был готов меня слить, он этого не сделал. Не хочу, чтобы родители разочаровывались в нем. Все по той же причине – в их возрасте любые разочарования, а тем более разочарования такой силы, сказываются на здоровье. С другой стороны, если они порвут все отношения с Яриком, мне будет гораздо легче вытеснить его фигуру и из своей жизни.

– Амалька!

– Мам…

Обнимает, неуклюже выставив перед собой грязные от муки руки. Плачет.

– Я ночей не спала, так за тебя переживала.

– Ну ты что, мам? Что мне будет? Все-все. Не расстраивайся. Я умоюсь, и к вам. Ставь кастрюлю.

– Голодная, – шмыгает носом мама. – Осунулась вся…

– Мамуль, все уже хорошо. Я мигом в ванную.

– Если хочешь переодеться – на крючке чистый халат.

В итоге я еще и под душ забираюсь. Обманчиво кажется, что это реально – смыть с себя события последних дней. Но в горячей воде только размаривает. Сегодня я решила переночевать у родителей, поэтому халат – то, что нужно. Натуральный шелк, цветы сакуры на алом. Кажется, папа купил это кимоно в одной из командировок в Японию. Вообще, если пройтись по родительскому дому, можно составить летопись их жизни. Здесь полно всяких вещиц, купленных во время их путешествий по миру.

Я уже готовлюсь выйти, когда в дверь звонят. Опускаюсь на бортик ванны. Сердце колотится. И первая мысль – пришли по мою душу. Но потом я слышу знакомый голос, и паника отступает так же стремительно, как накатила, оставляя в теле неприятную слабость. Стиснув зубы, выхожу. Сидельник собственной персоной! И это прямо посреди рабочего дня.

– Привет. Ты чего здесь? Что-то случилось?

Мама с папой тактично удаляются, прикрыв ведущую в кухню дверь. Стискиваю на груди кимоно.

– А то ты не знаешь. Черт… – Яр проходится по волосам пятерней. – Прости, Амаль. Я где-то что-то недосмотрел.

– Бывает. – Пожав плечами, прохожу дальше по просторному коридору к гостиной. – Надеюсь, ты сделал выводы, и я могу спать спокойно. Как-то не хочется, знаешь ли, попадать в такие ситуации впредь.

– Какие такие?

Спиной я, конечно, его не вижу. Но готова поспорить, что он, сощурившись, шарит по моей спине взглядом.

– В том-то и дело, что я не знаю! Одно понятно – без тебя здесь не обошлось. На что меня хотели обменять? Какие уступки от тебя требовались? И смогла бы я выйти сухой из воды, если бы вовремя не залегла на дно?

Так и не повернувшись к нему, открываю бар и плещу себе коньяка ровно на палец.

– У меня к тебе тоже есть вопросы.

– Да? Удивительно, учитывая, что ты наверняка в курсе, что я абсолютно чиста перед законом.

– Речь не об этом, – в голосе Сидельника звенит с трудом подавляемое раздражение. Если бы я не знала его так хорошо, то, может, и не заметила бы…

– А о чем?

– О том, что тебя предупредили. Кто? Если даже я не сразу узнал.

– Какая разница? Разве важен не результат? Или ты бы хотел, чтоб меня на том обыске повязали?

– Не пори чушь!

Теперь раздражение Яр выплескивает на меня, не таясь. Его агрессия только подтверждает, что я не так уж и далека от истины. Делаю выводы и молчу, сцепив крепче зубы. Упрекать его в чем-то – не вариант. Он лишь обозлится. Мне такие враги на кой? Если бы еще так дьявольски внутри не болело…

– Тогда чего ты бесишься? Все хорошо, Яр.

– Мне не нравится, что у меня под носом происходит то, о чем я понятия не имею.

– Мне тоже, – делаю глоток коньяка. – Я хочу тихой спокойной жизни. И чтобы наше совместное прошлое не аукалось мне теперь. Я ничего у тебя не просила, Яр, но уж это ты должен мне обещать, тебе не кажется?

– С тобой не случилось ничего непоправимого.

Да. Но что ты для этого сделал, Яр?

– И на том спасибо. У тебя ко мне все? Я эти дни на нервах, хочется поесть и, наконец, выспаться.

В подтверждение своих слов закидываю над головой руки и сладко потягиваюсь.

– Что ты делала в центре репродукции?

Руки безвольно падают.

– А какое отношение это имеет к этой ситуации?

– Никакого. – Снова злится. – Я что, по-дружески спросить не могу?

– Можешь. Просто это как-то странно. Не помню, чтобы ты раньше интересовался моей личной жизнью.

– Это неправда. Ты мне не чужая.

Ярик шагает мне за спину и обнимает, крепко прижимая к себе за талию.

– А еще я чувствую себя таким виноватым… До сих пор.

Выкручиваюсь из его рук.

– Прекрати, пожалуйста. Все давно в прошлом.

– Да брось. В прошлом. Как будто я не вижу, как ты на меня смотришь. – Яр потирается лицом о мою скулу, волосы. А я, кажется, впервые за всю свою взрослую жизнь ничего кроме возмущения таким поведением не испытываю. – Да я и сам к тебе тянусь, девочка. Не могу забыть, сколько ни пытался.

– Яр, перестань. Это неправильно.

– Да и похер. Давай еще раз попробуем?