Продайся мне - Анастасия Соловьева

Я благодарно киваю, делаю несколько жадных глотков. Мне становится немного легче.

— Первое предупреждение? — непонимающе переспрашиваю я.

— Да. Три серьёзные ошибки — и ты вылетаешь. Помнишь о таком?

— Смутно.

— Первую ты совершила, забыв купить билеты в Германию.

— Простите, — мне стыдно и муторно на душе, только вот не похоже, что Дамир сердится. Он словно…. догадывался о таком развитии событий. — И что же теперь делать?

— Готовиться к полёту, конечно.

Стакан дрожит в моих руках, я поднимаю глаза на Гордеева, а он усмехается краешком губ.

— В первые недели помощницы всегда лажают, поэтому тебя подстраховывала Диана. У неё есть доступ к рабочей почте и календарю. Она знала, что ты не бронировала билеты.

Так вот, благодаря кому я находила письма, которые случайно отправила в спам или в корзину! Диана возвращала их обратно, не удивлюсь, если она редактировала мои сообщения для зарубежных клиентов. Я ещё подумала, что это подозрительно, но в суматохе забила на странности с почтой.

— И вы тоже знали?

— Конечно, — кивает Гордеев. — Второй раз отказаться от встречи с Вебером было бы непростительно.

Я снова испытываю тот странный прилив благодарности, который неделю назад вылился в сложный неприятный разговор с Дамиром. Но на этот раз я не хватаю его за руку.

— Спасибо вам, — допиваю воду и растерянно сжимаю ладонями пустой стакан.

— Можешь поставить на стол, — замечает Дамир.

Киваю. Возвращаю стакан на место, смотрю на Гордеева и робко ему улыбаюсь.

— Спасибо, что нормально отреагировали на мою ошибку.

Ему не понять, как это приятно, когда тебя не обвиняют во всех грехах, не повышают голос, не говорят о разочаровании. Почему Назар так не умеет? Знаю, у них с Дамиром разные темпераменты, но причина ведь не только в этом. Тогда в чём?

— Самолёт завтра в семь вечера. Мы летим в Германию на полтора дня, так что много вещей не бери.

Его голос звучит мягко и спокойно, хотя всю неделю он разговаривал со мной исключительно сухим и зачастую приказным тоном.

— Хорошо. Спасибо ещё раз. Не смею вас больше отвлекать.

Я выхожу из его кабинета, не переставая радостно улыбаться. Завтра я впервые в жизни побываю за границей. С ума сойти!

17

— Так странно: вылетели в семь вечера, два часа болтались над землёй, а оказались в Берлине не в девять, как должно быть, а в восемь! Неужели мы путешествовали во времени?

Я смеюсь, восторженно разглядывая сверкающий огромный аэропорт, заполненный разными людьми. От искрящейся радости внутри всё поёт и ликует, я перестаю контролировать свои слова и действия, поэтому говорю полную чушь. Но Дамир не издевается надо мной, не называет глупой или странной, зато его губы то и дело изгибаются в лёгкой полуулыбке. Или это мираж? Неужели Гордееву нравится моё безбашенное поведение?

— Ты никогда не путешествовала? — спрашивает он, когда мы идём по длинному коридору.

— Самолётом да ещё и за границу? Нет, никогда. Ой, смотрите: движущаяся дорога! — взвизгиваю я и указываю пальцем на чудо техники.

— Это пассажирский конвейер, — клянусь, улыбка на его губах становится ярче, словно Дамир прекращает сдерживаться.

— Да какая разница? — ставлю ногу на дорожку и смеюсь, когда меня несёт вперёд пусть и на маленькой, но всё равно ощутимой скорости.

Хорошо, что в самолёте у нас с Гордеевым были разные места. Я сидела в эконом-классе и, замирая от счастья, разглядывала пушистые облака, к которым так и хотелось прикоснуться рукой. Мне было совсем не страшно при взлёте и посадке, даже в ушах не гудело, хотя Назар говорил, что я испытаю сильный дискомфорт. Вообще он скептически отнёсся к моей командировке: предупредил, что в Берлине нет ничего интересного, а перелёты — весьма сомнительное удовольствие.

Я мотаю головой. Сейчас не время и не место вспоминать мучительный разговор с Назаром. Я впервые оказалась в Германии, так что буду наслаждаться каждой минутой, проведённой за границей.

Мы с Дамиром садимся в такси и едем по вечернему городу. Я прилипаю к окошку, смотрю на проносящиеся мимо здания, магазины, торговые центры, и всё мне кажется жутко интересным и необычным. Назар не прав: Берлин — красивый город, я уже им очарована.

— Приехали, — насмешливо сообщает Дамир, когда такси останавливается у многоэтажной гостиницы.

— Так быстро, — вздыхаю я. Мне мало! Хочу гулять, хочу изучить весь город!

— Завтра важный день.

— Знаю.

С восьми утра я буду хвостиком бегать за Дамиром. Мы встречаемся не только с Вебером, нам предстоит долгий насыщенный день, поэтому мне надо пораньше лечь спать. Но я мечтаю вырваться на свободу! Хочу гулять по незнакомому городу, улыбаться европейцам, пробовать национальные блюда, фотографировать каждое здание, каждую улочку или бульвар! Когда ещё у меня будет такая возможность? Назар редко путешествует, да и меня с собой не зовёт.

В отеле приветливая девушка выдаёт нам пластиковые ключ-карты от номеров.

— Мы живём на разных этажах, — радостно говорю я, когда захожу в лифт. Интересно, Диана специально бронировала номера так далеко друг от друга?

Дамир приподнимает левую бровь и сканирует меня тяжёлым взглядом. Ноги вмиг начинают дрожать, а восторг, кипящий в груди, куда-то испаряется. Я уже и забыла, что Гордеев умеет так смотреть — пристально, бесцеремонно, нагло. Он словно разбирает меня на мелкие частицы, изучает, препарирует. Я слабая, потому что отвожу глаза, замолкаю. Радость больше не щекочет горло, веселье улетучивается. На смену им приходят полузабытые ощущения недельной давности — сорванное дыхание, лёгкое покалывание на лице и шее, сумасшедшее биение сердца, сухость во рту.

Один откровенный взгляд тёмно-карих глаз — и моё тело снова живёт собственной жизнью. Я могу хоть сто раз повторять самой себе, что не должна так реагировать на близость Дамира, но это не поможет. Сил не хватает противостоять его гипнотическому обаянию. Закусываю губу и молча наблюдаю за тем, как загораются цифры на табло. Я живу на пятом этаже, а Гордеев —