Призрачный рай - Mila Moon

— Вы же профессионал и прекрасно видите, в каком состоянии находится мой клиент, — размеренным неторопливым тоном объясняет брендовый костюм. Непонимающе смотрю на него и хмурюсь. Кто он, черт возьми, такой? Адвокат? — Здесь все справки и медицинские данные, где лечился Габриэль. Ему необходима срочно помощь.

Без понятия кто он, но через час, когда с бумажной волокитой покончено, мы уже покидаем участок, окруженные вспышками камер. Я снова нахожусь в эпицентре скандала. Журналисты набрасываются, как на свежее мясо, тыкая в рожу диктофоны. Нервно сглатываю и отворачиваюсь, сжимая плотно губы, чтобы не послать их в порыве ярости. Мистер Дьюркейдж — так представился адвокат — повторяет лишь одну фразу «Без комментариев», открывает заднюю дверь черного Мерседеса, а сам усаживается на переднее сиденье.

Из-за шума, галдящих журналистов, я не сразу замечаю рядом человека. Сент Лавлес сидит с безразличной холодной маской на лице, но ничего не говорит. Он молча смотрит без эмоций вперед, не называя обдолбаным ублюдком или в том духе. У меня даже нет сил удивляться тому, что он помог, или огрызаться, потому что внутри происходят атомные взрывы.

— У Дьюркейджа есть доза, — в голосе отца, как ни странно, впервые нет презрения или ненависти.

Кадык нервно дергается, когда я слышу слово «доза». Мне плевать, только пусть он даст хотя бы немного, или я сдохну. Адвокат разворачивается и протягивает пакетик. Вдыхаю в каждую ноздрю, чувствуя, как обжигает порошок слизистую, и как стенки приятно немеют. Облегченно выпускаю воздух из легких, прикрывая от блаженства глаза. Наконец-то моим мучениям конец.

— Твой пентхаус на Пасифик-Палисайдс и дом в лесу почистили, — врывается в сознание металлический голос отца. — Я знаю, что ты пробыл месяц на лечении в Швейцарии и связался с Яном. Он один из лучших специалистов в этой области. Завтра отправишься туда на моем самолете, чтобы вывести всю дрянь.

Не знаю, чему больше удивляться: неожиданному вниманию и помощи отца или отсутствию фраз «ты всем портишь жизнь, ничтожество». Я молча киваю, соглашаясь на такие условия. Впервые за шестнадцать лет он говорит со мной нормально.

Глава 66. Сделка с дьяволом

Знаю, уже скоро я начну действовать, освобожусь от тяжелых оков и совершу прорыв. Но куда бы я ни шел, пока не сделаю шаг, я буду слышать: «Мальчик, ты же знаешь, что проиграешь». Они говорят, что я не решусь, не сдвинусь с места. Они затягивают тугую веревку вокруг моей шеи. У них нет имени, они находятся рядом — все мои страхи.

Ocean Jet «Weak»

Оззи

Как ни странно, я притерся к своему временному жилищу. Встретил здесь свои двадцать шесть, Рождество и Новый год. Я привык встречать праздники в окружении непонятных людей. В этот раз день рождения я провел в полной отключке под транквилизаторами, а Рождество и Новый год под дурацкие комедии и попкорн, которые включила Мари.

Мари младше на пять лет, зеленоглазая шатенка с короткими волосами и хулиганским характером. Она слишком гиперактивная для такого местечка. Мари прицепилась после совместной терапии, когда каждый делился своей историей. Вообще я ненавидел групповые психотерапии, но это часть реабилитации. Некоторые узнали во мне рок-музыканта, другие — нет. Мари неформалка, любила рок и являлась поклонницей этой культуры. Она постоянно трещала и действовала на нервы, но даже посылы на четыре стороны не действовали, будто она в бронетанке. Я смирился с ее болтовней.

Девушка родилась в России, но ее отправили в Англию в пансионат для девочек. В общем, со слов Мари, родители забили на ее существование, откупаясь деньгами. Она всячески протестовала, буянила, чтобы привлечь их внимание и связалась с не очень хорошей компанией. Они были не такими балованными и обеспеченными, как Мари, поэтому приняли в свою шайку из-за денег и ловко пользовались ею. Закончилось все тем, что она подсела на кокаин в шестнадцать, а два года назад родители только зашевелились и отправили непутевую дочурку на лечение. Теперь эта взбалмошная мадемуазель компостировала мои мозги, надоедая ежедневно своим трепом.

Четыре месяца изоляции в лесу среди природы повлияли благосклонно, пусть я заново пережил пытку из-за детоксикации. Бессонницы практически не мучили, испорченный режим питания тоже стал налаживаться. Еще я познакомился с Анной Линдберг — психологом. Она стала единственным человеком, с кем я разговаривал. Мари не в счет: ее присутствие я терпел и не делился личным. С Анной дела обстояли иначе, она сразу расположила к себе. То ли из-за внешности, — кареглазая блондинка —, то ли из-за профессии. Женщина никак не реагировала на флирт и подколы с моей стороны. Анна была старше на одиннадцать лет, но выглядела потрясающе. В основном мы гуляли и разговаривали, если погода не располагала, беседовали в оранжерее. Я ненавидел кабинет, потому что чувствовал себя пациентом психушки. Анна нашла альтернативу и предложила прогуливаться вечерами или перед обедом.

После нового года мы сидели в оранжерее перед окном и обсуждали цели и стремления в жизни.

— Ты ничем не увлекался, кроме музыки? — спросила она.

— Нет, это Син вдохновил играть на гитаре и в группе, — я пожал плечами и почесал у виска. — Именно он заразил своими мечтами и стремлениями добиться большего и взойти на вершину.

Анна мягко улыбнулась. Она всегда одевалась консервативно и со вкусом, но эта сдержанность не отталкивала, а наоборот очаровывала.

— Почему бы тебе не попробовать что-то написать? — предложила психолог.

— Я не знаю, как писать песни. Этим занимался Син, а я просто играл партии.

— Ты можешь начать со своих мыслей, изложить их на бумаге, а затем оценить результат, — ее губ коснулась теплая улыбка. — Когда вернешься в группу, у тебя уже будет несколько идей для песен.

Благодаря Анне я вновь играл на гитаре и даже пытался что-то начеркать. Я не понимал и не знал, как это работает, но писал в тетрадь гаммы и тексты без рифмы. Поток мыслей становился иногда хаотичным, вызывая не самые лучшие воспоминания, но я сдерживал негативные эмоции и выливал их на бумагу. Многие касались одиночества, наркотиков и гнили мира. Строчки выходили яростными и неразборчивыми, собственно, как мое внутреннее состояние.

Мы не заговаривали о детстве, но однажды коснулись этой темы. Я не особо хотел вдаваться в подробности, рассказывая выборочно о каких-то деталях.

— Ты не любишь об этом распространяться, — делает вывод из моих скупых ответов Анна, внимательно слушая. — У тебя есть обида на родителей?

Я покачиваю