Первозданная - De Ojos Verdes

сменяли друг друга, не имея никакой связи между собой.

И, да, оказывается, это какой-то микс из нарезок, а еще в конце несколько человек будут читать стихотворения.

Я так далек от искусства, что, пожалуй, воздержусь от комментариев.

Спустя час во время своеобразного антракта декорации были убраны, выставлен только высокий стул. Несколько человек, сменяя друг друга, садились и декламировали современные творения.

Ни одного из них я не узнал.

И не вникал в суть.

Пока до слуха не донеслось:

«…но однажды ты встретишь того,

Кто произнесет твое имя так,

Будто бы он его придумал,

Будто бы он его изобрел…».

Челюсть непроизвольно сжалась, пальцы сцепились, а тело окаменело.

Вот же ж…бл*дь!..

Слишком яркой вспышкой промелькнула картинка из не такого уж давнего прошлого…

«Решение загнать ее в угол пришло в голову как логический и единственно верный путь добиться капитуляции. Где бы я с ней пересекся? Мы жили настолько разной жизнью, что это было невозможно. Поэтому я пошел на ее территорию.

Мне было необходимо избавиться от жгучей потребности испробовать ее на вкус. Я был чертовски уверен в том, что это мимолетная страсть, след которой простынет, как только мы пресытимся друг другом. Ничего иного не могло быть. Просто сейчас ни о чем больше думать не мог. Кортонуло так, что необходимо избавиться от напряжения. Ей тоже.

И после давления на нужные рычаги, что позволяет круг моих высокопоставленных должников, смог стать советником генерального директора по финансовым вопросам. Смешно и прискорбно, насколько легко это сделать в нашей стране. Конечно, задерживаться не собирался, мне хватило бы и тех нескольких месяцев, что предусмотрены законом как испытательный срок.

После столкновения в «Папарацци» прошло несколько дней, и я спешил «обрадовать» причину своего нахождения в этом центре. Спускаясь, предвкушающе улыбался, представляя ее лицо…

Открываю дверь и с досадой застываю, когда вижу пустое помещение. Внезапно из смежной каморки доносится шелест, затем в проеме показывается голова жующей Сатэ, на ходу оповещающей:

— Я здесь…

Иронично ухмыляюсь, когда набитая щека заметно приспускается от неожиданного сглатывания недожеванной пищи. Девушка непроизвольно дергается, а лицо ее вытягивается от изумления. Пока она, пребывая в шоке, прирастает к месту, я двумя широкими шагами преодолеваю расстояние между нами и, убеждаясь, что мы одни, наклоняюсь к ней, с шумом втягивая девичий запах.

Господи…

Еле сдерживаю стон удовольствия.

Сатэ действительно пахнет цитрусами и какой-то чистотой. Не свежестью, не ароматами бризов и всего подобного. А именно чистотой. Кристальной. Слепящей. Сопровождающий её повсюду. Первое время, когда она просто приносила комиссии документы в отведенную нам комнату, я не мог понять, откуда этот стойкий запах в воздухе. Пока однажды не увидел на ее рабочем месте фильтр с водой, в котором было огромное количество нарезанного лимона.

Стою в жалких сантиметрах от нее и расслабляюсь, скидывая накопившееся за эти несколько дней напряжение, граничащее с болью из-за дичайшей потребности поскорее увидеть ее и убедиться — ни черта мне не показалось, мы оба нуждаемся в этом.

Ловлю настороженный взгляд бестии, отмечая, что она не в состоянии пошевелиться. Но язык-то ее, как всегда, гиперактивен:

— И чего это Вы там обнюхиваетесь, давясь слюнями?

А потом проворно отстраняется, гордо вскинув подбородок. А в глазах — бескрайнее, зеленючее, интригующее огниво.

— Кобра, — усмехаюсь, — а не борзеешь?

— Борзеют собаки.

Еле сдерживаюсь, чтобы по этому поводу не обозвать ее сучкой. Видимо, угадав ход моих мыслей, Сатэ предупреждающе щурится, немного повернув голову в сторону, типа, ну, давай, попробуй только.

Примирительно улыбаюсь.

— Тебе не кажется, что с советником генерального директора не стоит так разговаривать?

Бум.

Переваривая информацию, девушка вдруг делается слишком неестественно неподвижной и теряет цвет лица, заставляя меня всерьез обеспокоиться.

— Сатэ?

Приближаюсь и мягко касаюсь ее плеч. Девушка тут же с шумом наполняет легкие и понуро роняет голову на грудь, мелко потряхивая шевелюрой, будто отказываясь принять услышанное.

— И мы…постоянно…будем…видеться?.. — слова даются ей с трудом, и теперь мне совсем не до шуток.

— Более того, я беру контроль отдела на себя. Это значит, дополнительно в каждой процедуре закупок добавляешь меня в состав членов оценочной комиссии.

— Зачем? — вырывается тихим обреченным шепотом, неожиданно пробравшим меня до костей.

Я цепляю пальцами ее подбородок, буквально обмирая от реакции своих рецепторов на шелковистость девичьей кожи и от несчетного количества импульсов, моментально возникающих между нами. Теперь эти невозможные глаза направлены на меня. Пусть ее поза и кажется подкупающе покорной, но взор вспыхивает от зарождающейся ярости. Бесится, что наступаю на хвост, оккупировав ее территорию, не давая права выбора.

— Есть ли смысл в вопросе, ответ на который тебе известен? М-м?

— Неизвестен, — упрямо поджимает губы.

— Хорошо, — теряя терпение, наклоняюсь ближе к ее уху в слишком интимном жесте, чтобы продолжить шепотом, будто в тайне, — чтобы сократить период твоего ярого сопротивления, Сатэ. Чтобы дать нам обоим эту необходимую разрядку. И как можно скорее.

Девушка дернулась, будто ее ударили.

— А если я не хочу? — копирует мою интонацию, завораживая своим красивым голосом.

— Я так и понял, — издевательски усмехаюсь, прикрывая веки и вдыхая ее аромат.

— Что Вы поняли?! — внезапно отталкивает от себя весьма ощутимым ударом ладоней по моей диафрагме.

А потом отходит к дальней от меня стене, скрестив руки на груди и принимая демонстративную воинственную позу.

Горит. Полыхает. Дышит огнем.

— Я не рассчитывал на легкий путь, — ухмыляюсь, приподняв уголок рта. — Но я гарантирую исход любого выбранного тобой пути.

Ухоженная длинная бровь приподнимается в немом вопросе.

Слежу за ее реакцией, понимая, что, если и была до этого с мужчинами, такого откровенного напора не встречала. Да и не поверю ни за что, если скажет, что и раньше испытывала подобное влечение.

Наигранно улыбается, обдавая меня холодом:

— В Вашей постели, так понимаю? Вот так легко и просто? — на мгновение замолкает от возмущения. — Но я сама выбираю, с кем и где спать.

Примирительно киваю с облегчением. Все же, нельзя было исключать вариант, что она до сих пор девственница. Это стало бы для меня запретным плодом. Если девушка до такого возраста хранит себя для кого-то особенного, то бишь, мужа, это слишком много значит и достойно уважения. Я не притронулся бы к ней даже под дулом пистолета.

— Умная девочка. Я бесконечно рад, что ты избирательна