Анна Берсенева - Полет над разлукой

– Да ты че, я ж ничего, нечаянно же… – забормотал он, возя тряпкой по стойке. – Счас вытру, чего ты разоралась?

– Живее, живее, – приговаривала Аля. – Да чище смотри вытирай, что там за пятно осталось?

Под ее сердитые окрики мыдлон довольно чисто вытер лужу. Ксения тут же подсунула ему другую тряпку, и он до блеска протер стойку.

– Ну вот, молодец, – сказала Аля. – Теперь свободен, если расплатился. Расплатился он? – спросила она Ксению.

– Да, – кивнула та. – Пускай отваливает.

Ошеломленный мыдлон сполз с высокого табурета и, пошатываясь, побрел к выходу. Кажется, он почти протрезвел от неожиданности; Аля даже побоялась, как бы не вернулся и не закатил бы скандал.

– О-ох… – протянула Ксения, когда мыдлон исчез за дверью. – Неужели все? – Она произнесла это с таким облегчением, как будто спаслась от землетрясения или наводнения. – Но ты молодец, Алька! Как сообразила, а? – Она засмеялась, еще шмыгая подпухшим носом. – Спасибо тебе! Мне бы ни за что не догадаться, да и побоялась бы…

Пока Аля возилась с пьяным, ее половина зала опустела. Утренняя, усталая тишина стояла в «Терре», и душа была так же пуста.

– Да ладно, – вяло махнула она рукой. – Забыть и не вспоминать!

Ксения догнала ее на набережной. Аля решила пройтись пешком, чтобы избавиться от мерзкого запаха, который она до сих пор чувствовала, как будто наяву.

– Алька! – услышала она и обернулась.

Ксенина машина – франтоватая красная «шестерка» – стояла у обочины, а сама барменша выглядывала из нее. Круглая шапка из чернобурки возвышалась над ее головой.

– Алька! – повторила Ксения. – Садись, подвезу.

Помедлив, Аля все же подошла к машине. Не то чтобы ей хотелось воспользоваться сегодняшней услугой и проэксплуатировать Ксению – просто показалось, что в голосе барменши звучат незнакомые нотки.

– Спасибо тебе, – еще раз сказала та, когда Аля села рядом на сиденье. – Куда подвезти-то?

– Да никуда, – пожала плечами Аля, обиженная деловитостью расплаты. – Я и на метро доберусь прекрасно.

– Ты не сердись, – наверное, что-то почувствовав, сказала Ксения и вдруг снова всхлипнула. – Я же, правда, так растерялась!.. У меня сегодня, знаешь, все одно к одному…

Але не очень хотелось разговаривать с нею, но она чувствовала, что Ксению не остановить. Она даже с места не трогалась – сидела, вцепившись в руль, и лихорадочно теребила серебряную пуговицу на шикарном полушубке из чернобурки. Сейчас были особенно заметны морщинки на ее всегда тщательно ухоженном лице. Пепельные волосы, о которых всегда спорили девчонки – свои или крашеные, – казались тусклыми, как будто и в самом деле пеплом посыпанными.

– Случилось что-нибудь? – из вежливости поинтересовалась Аля.

– Да не то чтобы случилось… Просто накопилось! Ты вообще-то как – и вправду одна живешь? – спросила она, бросив на Алю быстрый взгляд; та кивнула. – Красивая, молоденькая – даже странно. Неужели мужика не хочется? Ну и правильно, – решительно заявила Ксения. – Они же хуже волков! Сколько ни корми, все норовят сзади цапнуть. Мой вон…

Аля ожидала услышать историю о пьющем, бьющем супруге и удивилась про себя: неужели Ксения до сих пор терпела такого?

– Я ведь тоже актрисой была, знаешь? Правда-правда, – сказала она, заметив промелькнувшее в Алиных глазах недоверие. – Настоящей, в Театре Пушкина играла. Я же старая уже, разве не видно? – хмыкнула она. – Сорок скоро… Думаешь, легко было все бросить и барменшей пойти? Все из-за него, из-за Толика! Как же, он режиссер, искания у него, творческий процесс. А мне и так сойдет, лишь бы бабки зашибать. Ну и дозашибалась…

– Пить, наверное, начал? – спросила Аля, чтобы что-нибудь сказать.

– Ну, пить – это понятно, это всегда было. А кто не пьет? Самые звезды, я же знаю, прямо во время спектакля, между картинами – хряп стакан водки, и дальше погнали. Да пусть бы пил, был бы человеком только! Ведь ни о чем, о чем нормальный мужик сейчас думает, я его думать не заставляла! Дочери шестнадцать лет, представляешь, сколько ей всего надо? Один репетитор по языку – двадцать баксов за урок, а одеть, а в Англию у них весь класс едет на каникулах? Да разве он об этом помнит, разве я его заставляла помнить? Живет как кот, хорошо хоть мебель не царапает. Хоть бы благодарен был – ни фига! Жрет-пьет на мои деньги, евроремонт сделала, так даже дырку под картину просверлить – и то: «Твои проблемы, вызывай рабочих, я и без этого говна проживу». Искания у него… А сам видак целый день гоняет, больше ничего.

Образ Толика, нарисованный Ксенией, был знаком Але до уныния. Таких полно было в тусовке, такую жизнь вели многие бывшие однокурсники Ильи. Такой тип мужчины стал вполне привычным в последние десять лет, и Аля уже не находила в этом ничего странного.

– Но мебель же, говоришь, не царапает, – улыбнулась она. – Что ж ты переживаешь?

Ксения тоже улыбнулась, но улыбка вышла невеселая.

– Зато с дерьмом меня мешает, – ответила она. – Издевается же целыми днями, как только ни назовет! Вот вчера: мне на работу идти пора, а он как раз завелся. Я и такая, я и сякая, дура, стерва, ничего мне не надо, кроме денег, во что я его превратила, кем бы он мог быть, если б не я… А я, конечно, не выдержала – и ему в ответ: да кем бы ты был, бомжом, кем еще, кому ты нужен, сокровище дерьмовое! С тем из дому и вылетела, опоздала даже. А тут еще мыдлон этот паршивый… Говорю же: накопилось, все одно к одному! А ты молодец, – вдруг сказала она. – Сильная девка, себя в обиду не дашь. Я-то тоже не из слабых, но все равно же внутри гниль бабская. А у тебя – кремень.

Аля поразилась, услышав эти слова.

– С чего ты взяла? – спросила она. – Что я мыдлона убирать заставила? Так это смекалка просто сработала, ничего особенного.

– Да ну, мыдлон – это мелочь, – махнула рукой Ксения. – Я вообще за тобой наблюдаю. Ты чего не захочешь – ни за что не сделаешь, это же видно. И себя, от кого хочешь, защитишь. Но только ты не обольщайся особенно, – добавила она. – Все это до поры до времени. «Терра» – она и вправду «инкогнита». Или даже «камера обскура» – так, между прочим, сначала хотели назвать. Засасывает! Сама не заметишь, как устанешь от жизни отбиваться или в лошадь рабочую превратишься… Я, во всяком случае, не заметила.

– Но что же делать? – не глядя на Ксению, неизвестно у кого спросила Аля.

– Не знаю, – ответила та. – Если б знала, разве я так бы жила? Да я б и Толика выгнала ко всем чертям, если бы… Мужика бы тебе хорошего!

– У меня уже был, – неожиданно для себя сказала Аля. – Уж куда лучше! И все равно…

– Тогда не знаю, – пожала плечами Ксения. – Если хороший был – чего тебе надо было? Баловалась, наверно, по молодости, принца ждала с белым конем между ног… Эх, Алька! – Она достала из лежащей у стекла пачки длинную черную сигарету, закурила. – Я тебе, конечно, не мать, резона тебе нет меня слушать, а все-таки: если только попадется кто приличный, ну хоть нормальный, с которым не противно, – беги ты отсюда. Ты актриса, не твое это дело – надрываться из-за денег, воз на себе тащить. Поверь мне, я это не от подружки узнала! Не зря же раньше все актрисы содержанками были.