Мария Лебедева - Туфельки от «Ле Монти»

Ирина предполагала объединить их однокомнатные квартиры и, если повезет, получить взамен большую трехкомнатную, где у Никиты будет свой кабинет, а у Антошки — детская.

Пока же полностью можно было расслабиться, только когда Антон гостил у бабушки и они оставались совсем одни. Нежась в постели рядом с любимым, после долгих ласк и объятий, Ирина мечтала о ребенке, ей хотелось, чтобы у них непременно была девочка, с такими же, как у Никиты, зелеными глазами и таким же красивым, чувственным ртом. Никита против девочки не возражал, но ему всегда почему-то представлялось, что детей в семьей должно быть трое, хотя сам был единственным сыном. И он настаивал на том, что если вначале получится дочь, то в следующий раз он обязательно расстарается на сына.

С детьми Никите не везло: первая жена, Татьяна, очень хотела ребенка, но за пять лет супружества беременела всего дважды, а после второго выкидыша врач сказал, что на своих детей им вряд ли можно рассчитывать.

Когда Татьяна погибла в автокатастрофе, несколько месяцев Никита был словно не в себе. Друзья и родственники даже боялись, как бы он не свихнулся.

Он не мог бы с определенностью сказать, что очень любил жену, но многолетняя привычка к ней, к тому, что она всегда рядом, добрая, отзывчивая, готовая понять и помочь, сделала ее присутствие необходимым как воздух. И после ее гибели у Никиты поначалу было ощущение, почти на физиологическом уровне, что ему просто нечем дышать.

Год прошел в мучительных попытках забыть ее, вернее не ее, а свою зависимость от ее пребывания рядом, от ее присутствия в его жизни. Сейчас, вспоминая ее образ с легкой грустью, он понимал, что она была ему не просто женой, а настоящим другом, потерю которого пережить всегда очень трудно.

Все родственники и друзья будто сговорились, и для его же пользы, как они сами эту пользу понимали, наперебой стали знакомить его с девушками, достойными, по их мнению, если не восполнить утрату, то хотя бы скрасить его одиночество. Никита сначала возмущенно отбрыкивался, затем лениво выкручивался, отговариваясь в основном своей занятостью на работе, но потом молодость и жизнь взяли-таки свое, и он пустился во все тяжкие.

Редкий вечер не проводил он в каком-нибудь кафе или у знакомых, домой возвращался с очередной девицей в возрасте от двадцати и выше, причем порой выше настолько, когда вопрос о возрасте расценивается уже как оскорбление.

Он стал опаздывать на деловые встречи, на которые мог явиться к тому же в неглаженной рубашке и с помятой физиономией, так что ни у кого не возникало сомнений насчет слишком бурно проведенной им ночи. Когда же наконец по его вине чуть не сорвалась одна очень выгодная для фирмы сделка, генеральный директор вызвал его в свой роскошный кабинет и предложил ему подыскать себе другую работу, в случае если подобное повторится.

— И вообще, Никита Валерьяныч, — доверительно сказал он, перейдя на отеческий тон, — мой вам совет: женитесь и поскорее. Учтите, что человек вашего возраста и вашего положения без жены как без рук.

Эта простая мысль глубоко запала в душу Никиты, и, созерцая невыносимый беспорядок в огромной трехкомнатной квартире, давясь на завтрак вареными яйцами и забывая вовремя сдать в прачечную белье или забрать костюм из химчистки, он все чаще задумывался о том, чтобы ласковая женская рука незаметно и несуетливо навела порядок в его жизни. Так, как это получалось у Татьяны, которая, не находя никакого удовлетворения в работе программиста, предпочитала сидеть дома и заниматься хозяйством.

При ней квартира всегда сияла чистотой, на кухне вкусно пахло нормальной человеческой пищей, а не супами из концентратов; ему стоило только открыть шкаф и протянуть руку, как он натыкался на висевшие в ряд отлично выглаженные сорочки.

Придя домой вечером после работы, он заставал жену у телевизора за чтением или вязанием и не задумывался над тем, что дни ее уходят на самую неблагодарную работу — отлаживание механизма быта до такого состояния, когда становится незаметно, что этот быт вообще существует, вернее, существуют его малоприятные стороны, связанные с мусором, грязным бельем, сантехниками из ЖЭКа и беготней по магазинам.

Просто ему всегда приятно было возвращаться вечером домой, в покой и уют, ужинать вместе с женой, рассказывая о том, как прошел день, сидеть у телевизора с газетой в руках, погружаться в сверкавшую ванную с душистой пеной и ложиться в постель с белоснежным накрахмаленным бельем. Утром его будил дразнящий аромат кофе и аппетитный запах чего-то печеного.

Только оставшись один, Никита смог в полной мере оценить ежедневный подвиг Татьяны, настолько оберегавшей его от быта, что он не знал даже, где находятся магазины, в которых та делала покупки. Она сама покупала ему не только рубашки и обувь, но и брюки, и костюмы — без примерки, на глаз, и ни разу не ошиблась, все приходилось ему впору.

Когда Татьяны не стало, пыль моментально покрыла толстым слоем мебель, постоянно скапливались невероятные груды грязной посуды, пустых бутылок и банок, неостановимо потекла вода в унитазе, действуя на нервы своим утробным журчанием, ноги прилипали к грязному линолеуму на кухне, паласы на полу приобрели неопределенный цвет, а кофе убегал постоянно, и на плите образовалась уже толстая коричневая корка из засохшей кофейной гущи.

Сначала Никите не было ни до чего этого дела, он просто не замечал, в какой упадок постепенно приходит все окружавшее его в собственном доме. Он никого не хотел видеть. Когда его мать как-то по дороге на дачу заехала к нему, она пришла в ужас и захотела навести порядок, но Никита раздраженно запретил ей. Мать обиделась, однако, жалея сына, сумела скрыть обиду, а втайне подумала о том, что без жены ему никак не обойтись, хотя понимала, что заводить подобные разговоры в ближайшее время и бестактно, и, главное, бесполезно.

По прошествии трех-четырех месяцев после визита матери Никита, постепенно выходя из оцепенения, посмотрел как-то трезвым взглядом на царившие вокруг запустение и грязь, пришел в недоумение и попросил женщину, убиравшую их офис, за определенную мзду время от времени наводить порядок в его жилище. Позже, после разговора с генеральным директором, Никита познакомился в одной компании с Аллой.

Приехав за несколько лет до их знакомства из Новосибирска и принимая участие во всевозможных конкурсах красоты, Алла добилась лишь места манекенщицы в Доме моделей, снимала комнату где-то на Садовом кольце, мечтала о собственной квартире, обеспеченном муже и круизе по Средиземному морю.

Высокая, длинноногая, с огромными голубыми глазами и роскошными каштановыми волосами, пышной волной спадавшими до пояса, она производила впечатление робкого, беззащитного ребенка, который нуждается в заботе и опеке и ничего не смыслит в практической стороне жизни. Насколько впечатление это было обманчивым, Никита понял в первый же месяц их совместной жизни.