Людмила Толмачева - Бегущая против волны

— Угу.

Алена обняла мать, чмокнула ее в щеку и побежала на улицу. Очевидно, делиться новостью с Юлькой.

Ирина набрала номер своей подруги Эльвиры. Они дружили со студенческих лет и, как правило, секретов друг от друга не хранили.

— Эля? Привет! Не оторвала? Что звоню? Хочу посоветоваться. На днях летим в Турцию… Ну! С Толей, конечно. С кем же еще? Нет, Аленку не берем. Он говорит, что с ребенком мы не отдохнем. Мол, для Турции она уже невеста, а значит, надо приглядывать. Поняла? Я что хотела? Ты не забежишь на часок? Может, подскажешь, как одеться и вообще. Хорошо. Жду.

Ирина положила трубку и побежала на кухню готовить любимые Эльвирины оладушки. Она их замешивала на кефире и гашеной соде.

Эльвира любила попить чаю с блинами, оладьями или чебуреками. У Ирины такая стряпня получалась как на заказ — румяная, ароматная, вкусная!

Вскоре примчалась сама любительница мучного, дебелая шатенка в ярко-зеленом брючном костюме, и с порога затараторила:

— Ты меня так заинтриговала, что я с работы удрала. Сказала Петровичу, что иду в налоговую, и гуд-бай!

— Мой руки, оладьи на столе.

— Да уж поняла. Как же! Я еще в подъезде учуяла родные ароматы. М-м! Ах, как забирает!

Они сели на кухне за стол, Ирина налила чаю, поставила варенье. Эльвира, несмотря на зверский аппетит, никогда не поглощала еду с жадной быстротой. Поесть она любила и превращала этот процесс в священный ритуал. Она ела, смакуя каждый кусочек.

— Главное, не переусердствуй в нарядах, — учила она Ирину, накладывая в хрустальную розетку земляничное варенье. — Причем я имею в виду не просто тряпки, а «наряды», коими ты, моя лапа, грешишь то и дело.

— И какими же «нарядами» я грешу? — спросила Ирина, слегка задетая такой нелестной характеристикой.

— К примеру, взять твой новогодний костюм. Наверное, бегала по магазинам, высунув язык, чтобы подобрать в тон к сиреневому шелку эти чернильно-лиловые кружева, а когда наконец подобрала, то была на седьмом небе от счастья. Так ведь?

— Ну и что?

— А то, что получилась полная ерунда.

— Но ты сама же в комплиментах рассыпалась.

— Это я расстраивать тебя не хотела. А сейчас дело прошлое, можно и правду сказать. Короче, не надо тебе шить такие старушечьи вещи. Еще успеешь, наносишься в свое время. А сейчас надо одеваться легко, воздушно, ярко, не отставая от моды.

— Например, в такой ядовито-зеленый костюм, — поддела ее Ирина.

— Глупая! Я природная шатенка. Мне сам бог велел в зелень рядиться. А ты со своими светло-русыми косами да фиалковыми глазами… Черт! Дал же бог красоту ни за что. За будь здоров такую фигуру отвалил, а мне какие-то жалкие поскребыши…

— Ничего себе «жалкие»! Пятьдесят второй размер. Ха-ха-ха!

— Тебе смешно, а мне хоть волком вой. На пляже стараюсь частями загорать, не показывать все тело оптом.

— Да ладно, Элька, чего ты? — пожалела Ирина подругу. — Ты другими достоинствами берешь. Я всегда завидовала твоему белому лицу. Прям, как в сказке: «Черноброва, белолица по горенке идет, словно лебедица по озеру плывет».

— Хм, и на том спасибо.

— Нет, я серьезно. Мне пудриться надо, а у тебя от природы чистая, матовая кожа. Даже нос не блестит!

— Ну хоть в чем-то должно повезти. Ладно, что мы обо мне? Когда хоть уезжаете-то?

— Еще не знаю. Скоро Анатолий придет, скажет.

— Как это его сподобило на такой шаг? Я думала, что дальше Порошина он никогда не выедет.

— Ну ты скажешь. Да он давно рвется сменить обстановку. Просто отпуск летом не дают.

— При чем тут лето? На отдых можно в любое время поехать. Осенью, в бархатный сезон, еще даже лучше. Не так жарко.

— И в самом деле, не знаю, о чем мы думали все эти годы? Помню, как сразу после свадьбы съездили в Ялту, а потом еще в Геленджик, и все. Как отрезало. То декретный, то Аленка маленькая — на маму боялась оставить. В общем, все какие-то причины.

— Зато мы поездили с Невревым, дальше некуда!

— Да уж.

— А ты знаешь, везде одно и то же. Пляж, жара, кругом люди, как тюлени, бока свои на солнце греют, шум, суетня. Надоело.

— Это пресыщение, Элька. Тебя бы в Порошино на месяц, да картошки десять соток заставить окучить, посмотрела бы я на твое тюленье тело.

— А что? Я не против. Но нет у нас с Невревым домика в деревне. Нету! А как бы хорошо на зорьке встать, спуститься по огороду к реке с удочками, посидеть на бережку, пофилософствовать. Благодать!

— Ты так поэтично все представила, что хоть бросай эту Турцию к аллаху и беги в Порошино. Но в жизни все не так, дорогуша.

— А как?

— Во-первых, муж не признает женщин на рыбалке. Это сугубо мужское занятие, как он считает.

— А во-вторых?

— Во-вторых…

Ирина задумалась, не зная, как объяснить Эльвире то, что ей самой не до конца понятно. Одно она знала твердо — не было в ее жизни никакой поэзии. В книгах об этом пишут, а в жизни все не так.

— Узурпатор он, твой Анатолий, — по-своему истолковала Эльвира молчание подруги. — По какому праву он лишает тебя таких тихих радостей, как рыбалка и уха, сваренная на костре?

— Да не лишает он. Просто я его тоже понимаю. Должны ведь у мужика быть свои радости, чисто мужские? Ну, неинтересно ему со мной, что тут сделаешь? У него своя компания: тесть да мамин родственник дядя Гриша. Им втроем и без женщин хорошо.

— Ну, разумеется. На троих ведь большое счастье.

— Да они не пьют. Разве по сто граммов под уху, но это, как говорится, сам бог велел.

— Ох и защитница ты своего муженька! Все бабы только и пилят своих благоверных и неверных, а эта знай нахваливает да выгораживает.

— А за что мне его пилить? Он хозяйственный, домовитый, хорошо зарабатывает, не пьет, налево не ходит.

— Ой ли?

— Что значит это твое «ой ли»? Думаешь, я бы стала терпеть измены?

— Жена, как правило, узнает об изменах мужа в последнюю очередь, и то не обо всех.

— Ты эту теорию для себя прибереги, — обиделась Ирина. — Видела я твоего Неврева на новогоднем вечере. Ни одной юбки не пропустил.

— О боже, какая ты наивная, Ирка! Значит, по-твоему, рыбалка для мужика это святое, а смотреть на круглые коленки и упругий зад строго воспрещается. Да нормальный мужик десять твоих рыбалок променяет на свидание с любовницей. На твоем месте я бы давно мужа на вшивость проверила. Куда это он с утра пораньше лыжи навостряет, по каким огородам шастает? А может, по чужим?

— Ну хватит! Не нужны мне твои советы. Ешь лучше оладьи.

— Спасибо, наелась. А раз мои советы тебе до фени, то я пошла. Счастливо отдохнуть!

— Пока!

Эльвира ушла, даже не оглянулась на подругу. Видимо, всерьез обиделась. Но ведь и Ирине не по себе стало от ее слов. Тоже мне, подруга называется!