Неонилла Самухина - Когда любить нельзя…

Ознакомительный фрагмент

Мария отступила и, не зная, как себя вести, попыталась в полумраке рассмотреть идущего к ней священнослужителя.

Священник приближался, и вдруг из глубины ее памяти выплыла почти забытая фраза.

– Благословите, батюшка, – произнесла она и, склонив голову в поклоне, сложила перед собой руки лодочкой.

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, – произнес над ее головой низкий глубокий голос, большая рука осенила ее крестным знамением, и длинные теплые пальцы легли в ее правую ладонь.

Мария наклонилась и, поцеловав руку священника, сделала шаг назад, выпрямляясь. Подняв голову, она взглянула священнику в лицо и ошеломленно попятилась…

Свет, падающий из открытой двери храма, осветил фигуру и лицо священника – в обрамлении темных волнистых волос на нее смотрел строгий лик древнерусских икон – те же пронзительные глаза, прямой точеный нос, темно-русая бородка…

«Таких лиц в природе не бывает!» – в смятении подумала Мария, не в силах отвести взгляд от его лица.

Священник удивленно посмотрел на нее, потом, сдержанно улыбнувшись, спросил:

– Что случилось, вы как чудо неземное увидели?

«Воистину!» – пронеслось в голове Марии, поймавшей себя на том, что у нее вдруг стали прорываться старинные слова, в последний раз слышанные от бабушки лет пятнадцать назад.

Не добившись от Марии ответа, священник терпеливо спросил:

– Вас что-то важное привело сюда? Служба уже закончилась.

Мария стояла безмолвно, как истукан, и только смотрела на священника широко открытыми глазами.

Он обвел ее обеспокоенным взглядом, потом осторожно взял под локоть и вывел из храма на крыльцо.

Щурясь от яркого света, Мария прикрыла глаза рукой.

– У вас что-нибудь случилось? – вновь прозвучал над ней его низкий глубокий голос.

Отвечать, не видя лица священника, оказалось легче. Мария, набрав в грудь побольше воздуха, сказала:

– Да нет, ничего не случилось. Просто, ехала мимо и подумала: дай, зайду… – Мария бросила на священника настороженный взгляд, проверяя, не рассердился ли он ее такому бесхитростному ответу.

– Заглянули к нам, значит… – строгое лицо священника осветилось ироничной улыбкой, от которой у глаз разбежались веселыми лучиками морщинки. – И куда же вы путь держите, матушка?

Мария вскинула на него глаза от такого необычного обращения, а потом, вновь опуская взгляд, ответила:

– Да вот, скитаюсь по жизни, место свое ищу. Не поможете ли советом, батюшка? – и она с надеждой вновь посмотрела на священника.

– Ну что же, пойдемте в дом, расскажете мне за обедом, что вас беспокоит, – пригласил он и начал спускаться с церковного крыльца.

– Спасибо, батюшка, да неудобно мне как-то, – начала отказываться Мария.

– Обедать не хотите или разговаривать со мной? – остановившись, спросил ее священник.

– Ой, ну что вы! Мне просто неудобно отягощать вас своим нежданным присутствием.

Окинув ее насмешливым взглядом, он спросил:

– Вы откуда? У вас все так в миру чинно разговаривают, или вы – исключение? Как вас звать-то, раба Божия?

Покраснев, Мария отвела взгляд в сторону и смущенно ответила:

– Это все обстановка. У меня церковь всегда ассоциировалась с таким языком, бабуля моя так говаривала. А зовут меня Марией.

– Марией? – изменившимся голосом переспросил священник и лицо его неожиданно побледнело. – Непростое имя…

Отведя взгляд в сторону, он помолчал мгновение, а потом уже другим тоном сказал:

– Так вот, Мария, меня хоть и зовут отец Кирилл, но я – обычный человек, и в такую же школу, как и вы, ходил. Так что перестаньте напрягаться и разговаривайте со мной нормальным языком. И пойдемте, все-таки, пообедаем, чем Бог послал, – он решительно направился к своему дому.

Мария, подбодренная его «нормальной» речью, послушно последовала за ним, теребя концы шарфа и не зная, можно ли его теперь снять или так и придется сидеть в нем за обедом.

Идущий впереди в какой-то задумчивости батюшка оглянулся, и словно разгадав ее мысли, одним движением спустил ей шарф с головы на плечи.

Открывая калитку перед домиком, который был обнесен так понравившимся ей плетнем, он посторонился, пропуская Марию вперед.

– А кто сделал этот плетень? – невольно вырвался у нее вопрос, и она тут же рассердилась на себя за свое неуместное любопытство.

– Не знаю, – улыбнувшись, ответил отец Кирилл, закрывая калитку, – он был здесь еще до меня… А теперь давайте помоем руки, летом у нас все удобства на дворе, – и он показал ей в угол двора, где на столбе висел зеленый рукомойник.

Мария быстро вымыла руки, и отец Кирилл, стоящий рядом с ней, подал ей льняной рушник. Потом она стояла и ждала с рушником в руках, глядя, как он смывает мыло со своих больших красивых рук.

Принимая у нее полотенце, он взглянул на нее благодарным открытым взглядом. Мария, отчего-то смутившись, отвела глаза в сторону.

Сделав приглашающий жест, отец Кирилл переступил порог и провел ее через тесные белёные сени в горницу.

Мария с любопытством осмотрелась.

У двери стоял большой сундук, на котором она с удивлением увидела аккуратно сложенные детские игрушки. Вдоль стен притулились узкие деревянные лавки. Глинобитный пол, выкрашенный коричневой краской, был покрыт домотканными половиками. На стенах в рамах, убранных по украинской традиции вышитыми рушниками, висели репродукции картин на библейскую тему. В правом углу перед старыми потемневшими иконами теплилась лампадка. Посреди горницы стоял круглый стол, на котором пыхтел самовар и уже было накрыто к обеду.

Отец Кирилл, оглядев стол, громко позвал кого-то:

– Матрена Евлампиевна!

Из-за двери, ведущей в соседнюю комнату, выглянула маленькая полная старушка в платочке, с кокетливо торчащими кончиками, завязанными в узелок надо лбом, вышитой кофте с завернутыми рукавами и длинной юбке.

Приложив палец к губам, старушка колобочком вкатилась в комнату и, аккуратно прикрыв за собой дверь, сказала шепотом:

– Тише, батюшка, ребятишек разбудите – еле их сегодня уложила.

Отец Кирилл, понизив голос, попросил ее:

– Матрена Евлампиевна, принесите нам, пожалуйста, еще один прибор, у нас гостья… Мария, – и добавил, уже обращаясь к Марии: – А это наша хозяйка, незаменимая Матрена Евлампиевна.

Старушка окинула Марию быстрым цепким взглядом, а потом улыбнулась, от чего на лице ее, белом с румяными щечками, появилось несколько мягких складочек.

«Не лицо, а просто наливное яблочко!» – восхищенно подумала Мария, глядя на старушку.

Меленько закивав ей в знак приветствия, Матрена Евлампиевна засеменила к выходу и через мгновение принесла из кухни глубокую тарелку, вилку и деревянную ложку.