Анна Яковлева - Тоннель желаний

Ознакомительный фрагмент

Поспешно сбросив домашние шлепанцы, Славка сунул ноги в туфли (при этом не забыл воспользоваться ложкой для обуви), но, когда выскочил на лестничную площадку, лифт с высокой ноты взял старт. Пришлось догонять по лестнице.

К тому моменту, когда Вячеслав Морозан спустился с одиннадцатого этажа многоэтажки и вылетел из подъезда, лобовое стекло девятой модели его родных «жигулей» было изрыто дырками, точно побито молью, и покрыто густой сетью трещин.

Схватка происходила под фонарным столбом, и разъяренная Ленка во всем великолепии, и страдалец-жигуль, и все подробности сцены видны были как на ладони.

Пораженный, Славка замер под козырьком подъезда и стоял несколько мгновений, пока Ленка в очередной раз не размахнулась шваброй, как ледорубом, и не всадила металлический угол в стекло.

– Твою мать, – изрыгнул Славка, срываясь с места.

Куда, черт возьми, смотрят соседи – ну хоть бы кто-нибудь высунулся с балкона и пригрозил разрушительнице полицией, общественностью или божьей карой! Неужели все приклеились к телевизорам и пялятся на идиотическое шоу?

Пока он бежал к машине, часть стекла успела осыпаться мелкой крошкой внутрь салона.

Подбежав к обезумевшей валькирии, Славка поймал ручку швабры и попытался вырвать орудие – не тут-то было: Ленка была одного с ним роста, в объеме тоже не уступала. Кроме того, Славке досталась ручка, а Ленка успела ухватиться за металлическую часть, что значительно осложняло дело.

Они держались за швабру с разных концов и, раздувая ноздри, смотрели друг на друга. В этот момент Славку поразил Ленкин взгляд: он не был затуманен злобой или ненавистью – в нем лихорадочным огнем горел азарт.

У трезвой у Таськи истерик не случалось. Трезвая Таська была невозмутима, как дверь, за что Егор величал ее парадным именем – Таис.

В запасе у Егора имелось несколько вариантов имен супруги на все случаи жизни: домашнее, бытовое, уютное – Тая. Унифицированное Тася. Интимное Тасюсик.

Тася была родом из детства, где в киосках «Союзпечать» продавались наборы фотографий актеров и актрис, где мягкими, вкусно пахнущими руками обнимала мама, где отец громким шепотом будил на рыбалку.

Тая навевала ассоциации с талым снегом, туманами и запахом пробудившейся от зимнего сна реки.

Когда Тая-Таис-Тася накапливала изрядное количество претензий или одну, но фундаментальную, она моментально преобразовывалась в Таську, потому что все претензии мужу высказывала а) в нетрезвом виде; б) сопровождая бурными рыданиями.

В обычном состоянии голосок у Таисии был нежный, как лепет младенца, а во время истерик вполне мог конкурировать с китайской пыткой ультразвуком.

Оставалось только благодарить небеса, что опорожненная бутылка вина – не такое частое явление, к тому же не каждая бутылка сопровождалась слезами и соплями, как сегодня.

От непрерывных рыданий, поднимавшихся над грудой подушек, Егор безуспешно пытался дезертировать в пасьянс.

Главное, что его добивало, – он был уверен, что не знает причину нынешнего извержения. Вот хоть убей – не знает, и все.

Вечер проходил как обычно. Ужин готовили вместе – Егор любил, когда вокруг него все вертелось. Сколько бы народу ни было рядом, всем находилось дело. В такие мгновения Егор очень напоминал дядюшку Поджера из «Трое в лодке…», когда тот прибивает картину.

Как дядюшка Поджер, Егор неподражаемым тоном заявлял: «…Я все сделаю сам…» И в доме начиналась свистопляска. Единственное, что извиняло в такие моменты Егора, – результат. Он впечатлял. Уму непостижимо, но даже обычные макароны и омлет превращались у Егора в изысканное блюдо. Не зря он вынашивал тайную мечту стать ресторатором.

Как обычно, Егор откупорил бутылку вина, наполнил два бокала (в этом уже было предчувствие праздника), они с Тасюсиком сделали несколько глотков, и шеф-повар приступил к священнодействию.

Обычно парад-алле привлекал зрителей: шестнадцатилетнюю дочь Настену, двухлетнего чихуахуа по кличке Барон, обжору и ворюгу, и бабушку Егора по материнской линии – глухую как пень Янину Григорьевну, которую в принципе незлобивая Таська в минуту слабости про себя окрестила Ягой.

Каким-то непостижимым образом Яга улавливала вибрации в атмосфере квартиры, покидала свои забитые хламом, пыльные чертоги, в ожидании ужина усаживалась на стуле и испепеляла Таську взглядом.

Холодная война, которую Янина Григорьевна развязала против невестки семнадцать лет назад, держала бабулю в тонусе, что, несомненно, представляло интерес для геронтологов.

Упорство, туго замешенное на старческой мелочности и вредоносности, кроме скоротечных, неубедительных побед, ничего не приносило, но бабуля не теряла надежду перевоспитать рохлю-Таиску.

Семнадцать лет назад, когда Егор привел ни к чему не приспособленную девочку в дом, Янина Григорьевна была в ужасе: где у внука глаза?

Девочка делать ничего не умела и, главное, не горела желанием. Зато была на пятом месяце и под этим предлогом проводила дни в томном возлежании.

Появление Настены не сильно изменило образ жизни Таисии, она не обременяла себя штудированием книг по уходу за младенцами, кормлением по часам и глажением пеленок с обеих сторон.

Яга исходила ядом, капала на мозги Егору:

– Где ты нарыл эту лентяйку?

Яд пропадал без всякой пользы – Егор рвал жилы, чтобы прокормить семью, и сил на то, чтобы воспитывать супругу, у него не оставалось.

Силы оставались только поужинать чем бог послал и рухнуть в постель, где уже ждала молодая супруга.

Тасюсик приваливалась к боку Егора, нежными пальчиками перебирала волосы на очумевшей за день голове, поглаживала, почесывала, и все драконы уползали в свои норы, усталость стихала, лицо Егора разглаживалось.

И то, что на взгляд непоседы и аккуратистки Яги (непоседы даже в свои восемьдесят) казалось вопиющим пороком, почитай, одним из смертных грехов – лень, принесло безусловную пользу: за все трудные годы, пока Егор поднимал бизнес, Таська ни одной претензии мужу не высказала, что в конечном итоге сберегло семью. С этим очевидным фактом Яга считаться не желала, поскольку он подрывал библейские устои: выходило, что врожденная лень и пофигизм – не всегда порок.

– Та-ась, – после нескольких глотков вина подхалимски спрашивал Егор, забывая, что он тиран и деспот, – ты меня любишь?

Умудренная Таисия не велась на дешевые уловки:

– Говори, что нужно?

– Где у нас дуршлаг? – звонко чмокнув Таисию в пухлую, тонко пахнущую щечку, вопрошал шеф-повар, и ассистент снимал с крючка (находил в столе, доставал с полки) и подавал инструмент.

– Тасюсик, где у нас миски? – между прочим интересовался шеф-повар и тут же получал требуемое.