Барбара Майклз - Когда отцветают розы

— Ну что, раз-два, попробовали встать еще раз?

Ей было совсем не до смеха, но его жизнерадостный тон настолько контрастировал с внешним видом (и, как она догадывалась, с ее собственным), что удержаться было невозможно. Поднимаясь на ноги, он окинул ее весьма критичным взглядом.

— У вас, леди, неординарное чувство юмора. Если мы не утонем или не умрем от простуды, нас, вероятно, поразит испепеляющий удар молнии. Это ваша машина?

— Да. Но я как раз увидела вашу и…

— И бросились на выручку? — он взял ее за запястья и помог встать. — Вам нужно было остановиться подальше. Вода все прибывает, и придется разогнаться, чтобы пересечь поток.

— Да вам просто чертовски повезло, что я вообще смогла остановиться. И, между прочим, чья бы корова мычала…

— Вынужден согласиться, что здесь вы отчасти правы. И даже не только отчасти, — с этими словами он взобрался на крышу своего автомобиля, а потом опрокинулся головой вниз на переднее сиденье.

— Вы с ума сошли?! — закричала Диана. — Нам нужно как можно быстрее выбираться отсюда.

Последние ее слова поглотил раскат грома. Ноги незнакомца болтались в воздухе, пока он весь снова не показался из машины. В руках он держал нечто, напоминающее монстра из фильма ужасов. Во все стороны торчали остро отточенные иглы.

— Ну-ка подержите, — сказал он.

Она сумела ухватиться за проволоку, служившую ручкой для горшка, который он почти бросил ей. Затем было извлечено другое растение, еще более крупное и колючее.

— Вот и все, — он бережно держал второе чудовище. — Пошли, Фифи, и вы тоже… э-э-э, мисс.

Фифи решительно не хотела ехать сзади вместе с кактусами. Диана с молчаливым негодованием видела, как собака яростно отряхнулась, забрызгав грязью ее великолепные чистые чехлы. Она бы ничего не сказала вслух, но молодой человек предложил ей сесть на заднее сиденье вместе с Фифи.

— Она просто хочет положить голову кому-нибудь на колени. В грозу она нервничает, — объяснил он невозмутимо.

— Вот пусть и кладет голову на колени к вам, — сказала Диана.

— Но мне ведь вести машину.

— О нет! Машину поведу я. С одним образцом вашего водительского искусства я уже знакома.

— Моей вины здесь не было! Тормоза подвели. Нужно заменить колодки. И, по-моему, все-таки лучше будет, если…

— Садитесь сзади!

— Нет никакой необходимости орать, — сказал ее попутчик обиженно.

Между прочим, Диана в грозу тоже нервничала. От особенно мощного удара грома она вздрогнула, и ее нога надавила на педаль газа сильнее, чем она хотела. Машина рванулась к мосту под аккомпанемент воя с заднего сиденья — собачьего и человеческого. Вода по обе стороны автомобиля расступилась, как библейское Красное море, и Диана могла бы поклясться, что все четыре колеса на мгновение оторвались от земли. Стук, удар, всплеск, легкий занос, и они благополучно миновали препятствие, оказавшись на сравнительно сухой дороге, которая вела вверх по склону холма.

— Только, ради всего святого, не останавливайтесь, — донесся до нее слегка потрясенный голос сзади. — Подъем нужно преодолевать…

— Заткнись, — беззлобно выдавила из себя Диана.

Он бы и обиделся еще сильнее, но в этот момент хляби небесные окончательно разверзлись, и на землю обрушился водопад. Гром шарахнул так, что звякнули окна, а Фифи испустила истошный визг. Дворники сновали по лобовому стеклу, но без особого эффекта. Можно было разглядеть только огни окон дома, выросшего перед ними. Она легко притормозила и позволила машине проскользить до полной остановки.

— Я вижу, вы уже познакомились с моим сыном, — сказала миссис Николсон. Это было утверждение, а не вопрос, и потому Диана только улыбнулась и опять отхлебнула из кружки горячего чая. Ее одели в махровый халат, такой длинный, что он не только скрывал ее голые ступни, но и ложился складками на пол. Вещь принадлежала не хозяйке, а хозяину. Миссис Николсон была ростом всего метр пятьдесят и всей своей фигурой напоминала подвижного мальчишку. В лице ее, однако, ничего мальчишечьего не было. Маленькая леди с розовыми щечками, украшенными глубокими ямочками. Серебристые волосы сложно завязаны в эдвардианский узел с завитками и локонами внизу.

В ее реплике могла послышаться некоторая доля сарказма, но зато во взгляде, которым она окинула сына, была заметна неподдельная нежность. Он усмехнулся ей в ответ и приподнял чашку в приветственном жесте.

Когда они ворвались в дом, насквозь промокшие и трясущиеся от холода, миссис Николсон не стала тратить время на знакомство и светский разговор. Она моментально наполнила для них горячие ванны, предложив своему мужу заниматься четвероногой гостьей. Диана в этот миг от души желала, чтобы он обошелся с собакой пожестче. Мистер Николсон был высок, худощав, с густой седой шевелюрой и умными голубыми глазами. Они-то и оглядели молодого человека весьма критически, но без какой-либо нежности.

— Хотя мы не были официально представлены, — сказал он сухо, — я смею предположить, что вы та самая Диана Рид, прибытия которой мы ожидали нынешним вечером. А вы, должно быть, уже поняли, что я — Чарльз Николсон. Теперь прошу любить и жаловать: моя жена Эмили и ее сын, Эндрю Дэвис.

— Очень приятно, — кивнула Диана.

— Не обращайте на него внимания, — со смешком сказала миссис Николсон. — Это «обломок» викторианской эпохи. Всю свою жизнь он изучал писателей той поры и читал о них лекции, так что поневоле усвоил их манеру говорить. Глупо блюсти пустые формальности, если нам предстоит долгая совместная работа. Для вас я просто Эмили, или Эмми, если вам так больше нравится. Моего мужа зовите Чарльз. Я называю его Чарли, или Чарли-дорогуша, или…

— Эмили, умоляю тебя!..

— Да, конечно, Чарли-дорогуша, я говорю не о том, как всегда. — Она повернулась к Диане: — Нужно научиться концентрировать внимание на основном. Вам теперь тепло, деточка? Давайте, я налью вам еще горячего чаю. Берите печенье.

— Спасибо, мне ничего не надо. Следовало бы извиниться, что я появилась у вас в таком виде, наследила вам тут и вообще…

— Не беспокойтесь, я знаю, кто в этом виноват, — перебила Эмили Николсон. — Я совершенно уверена, что сами по себе вы бы добрались сюда в полном порядке.

Эндрю Дэвис до этих слов хранил молчание, с легким интересом следя за разговором и поглощая печенье. Он переоделся в сухое, но одежда явно больше годилась для мусорной корзины: майка была мятая и совершенно потеряла первоначальный цвет, а в джинсах оказалось даже больше дыр, чем в прежней паре. Теперь наконец он решил вставить словцо: