Диана Машкова - Парижский шлейф

Ознакомительный фрагмент

– Умница! – похвалил Николай. – Все-то ты понимаешь.

– Да-а-а, – Настя улыбнулась и тайком вздохнула от облегчения: буря прошла стороной, – твоя же школа.

– Точно, – Николай снова пришел в самое доброе расположение духа, – ладно, собирайся. Через полчаса буду.

– Кто бы сомневался, – Настя рассмеялась: если Николай что-то задумал, то все кругом должны тут же построиться и это исполнить, – уже бегу в душ – и одеваться.

– До встречи!

В трубке послышались короткие гудки. Настя торопливо бросила ее на рычаг и побежала в ванную комнату. Времени было мало. Нужно волосы вымыть и высушить, одеться, вещи собрать. Николай, с его начальственными замашками, привык, чтобы все вокруг него было организовано как нужно – за две секунды. Настя улыбнулась, вспоминая обычно суровое, но такое любимое выражение его лица, шагнула в душевую кабинку и открыла воду.

В дверь позвонили как раз в тот момент, когда она выбрасывала из шкафа на кровать одежду, размышляя, что с собой взять. Огромная спортивная сумка в ожидании лежала рядом. Настя тяжело вздохнула – вовремя собраться не успела, теперь не избежать урагана, точнее, цунами – и отправилась открывать.

– Привет! – он чмокнул ее в губы, на секунду крепко прижал к груди. – Ну, как, собралась?

– Почти, – Настя потянулась за вторым поцелуем, чтобы он не сразу увидел разбросанные на кровати вещи, и тихо пожаловалась: – Только не знаю, что с собой брать. Там не холодно?

– Господи, июнь на дворе! – Он опять начинал раздражаться. Устал, наверное, за последнее время со всеми этими новыми проектами на работе. – В доме, если нужно, – газовое отопление. Еще вопросы будут?

– Не знаю, – Настя вздохнула. – Ты проходи, я сейчас быстренько вещи соберу, и поедем, ладно? Всего пять минут.

– Эт-то что за гора?! – Николай возмущенно застыл на пороге, Настя сжалась в комок. – Та-а-ак, ты, дорогая моя, складывать ничего не будешь – я сам. Иначе мы с тобой и к ночи никуда не попадем. Ты что, уже замерзла?

– Нет, – испуганно пролепетала она.

Какой же он вспыльчивый, дикий и какой… неотразимый в своем гневе! Рвет и мечет, кажется, еще чуть-чуть – и может задушить, способен ударить, но вместо этого начинает целовать, бросает на кровать, чтобы любить до потери разума, до исступления. Настя уже давно и необъяснимо полюбила его бояться. Стоило Николаю прикрикнуть, и по телу разбегались предательские мурашки, разливалась волна возбуждения. Как только этот мужчина додумался выработать у нее такой рефлекс?! Как умудрился научить ее превращать страх в сладострастие?!

– С чего это ты взял, что я замерзла? – дрожащим шепотом спросила она.

48 – Какого черта ты тогда надела джинсы? У нас что, юбочки в гардеробе перевелись?!

– М-м, – Настя, понимая, что любимый уже заметил ее состояние и начал играть, как кошка с мышкой, попыталась спрятать глаза, – я подумала, что ехать далеко в юбке неудобно, к тому же ведь лес, комары…

– Думать буду я, о'кей? – Он прошел в комнату и по-хозяйски лег на кровать, прямо на одежду, подперев ладонью щеку. – А ты будешь привычно делать то, что тебе скажут. Ну?

– Чт-то – ну? – голос у Насти уже срывался.

– Раздевайся, – приказал он.

– Ты что, даже не отвернешься? – она покраснела.

– Я?! Нет. Так снимай! Будем подбирать тебе одежду, – он, чуть приподнявшись, меланхолично покопался в куче вещей под собой.

– И что мне? Все снимать? – совсем тихо пролепетала она.

– Все. Ну? – Николай уже говорил жестко и даже грубо. Настя тяжело вздохнула, поколебалась несколько секунд и расстегнула узкие джинсы. Потом начала стягивать их, немного виляя бедрами, чтобы они лучше сползали.

Она и сама не могла понять, откуда взялась в ней эта страсть к приказам. Стоило Николаю повысить голос, вплести в него властные нотки, как она таяла прямо на глазах. Растворялась в непрошеном, жгучем возбуждении, с которым невозможно было бороться. Странная болезнь подчинения была неразрывно связана с безумной любовью к единственному в ее жизни мужчине. Попробовал бы кто-нибудь другой при каких угодно обстоятельствах! Даже подумать страшно, что бы она с этим несчастным сделала.

За джинсами настала очередь футболки, которая медленно поехала вверх, обнажая загорелый живот и кокетливо запрятайную в кружевной лифчик грудь. Потом Настя села на пуфик возле туалетного столика и, дрожа, начала стягивать белые носочки.

– Я что, разрешал тебе садиться? – Она даже подпрыгнула от слишком громкого окрика. – Нет? Быстро вставай! Подойди сюда. Достаточно. Правую ногу поставь на кровать.

Настя, пряча глаза и стыдливо прикрывая лицо ладонями, подчинилась. Его рука медленно заскользила вверх, от щиколотки к колену, потом – к внутренней поверхности бедра. Он продвигался осторожно, чертил пальцами разные линии, возвращался назад и снова поднимался.

– Так ты уже на все готова, противная девчонка? – Николай укоризненно, но с довольной ухмылкой покачал головой. – Значит, и белье тебе тоже придется снять.

Он убрал руку, продолжив свои поиски в ворохе вещей.

– Я с-сняла, – прошептала Настя, застревая на согласных. Она пыталась заглянуть ему в глаза, чтобы дать наконец понять, что терпеть больше не может. С головы до пят ее охватила сладостная дрожь.

– Да? – Он едва взглянул на ее лицо, застывшее в мольбе, на чуть сдвинутые брови, на светящиеся желанием глаза и загадочно улыбнулся. – Лапочка, я тоже тебя хочу, но нам нужно немедленно ехать!

Настя почувствовала себя так, словно ее окатили ведром ледяной воды. Захотелось сжаться в комок, лучше вообще исчезнуть, но только не ощущать себя бестолковым щенком, которого взяли на прогулку, раздразнили, а потом посадили на поводок. Она старалась не выдать своей обиды: кто-то когда-то внушил, что обижаться – глупо. Молча взяла белую шелковую блузку с коротким рукавом, которую он протягивал. Надела. Сквозь нежную ткань явно просвечивала грудь. Но лифчика он не дал. Порылся еще – нашел темно-синюю юбку и такого же цвета гладкие трусики.

– Ну и что мне на ноги с этим надеть? Мы же, кажется, за город – там грязь, дороги плохие. – В голосе дрожала досада, но Николай и ухом не повел.

– Наденешь босоножки. А грязи никакой нет – ты меня обижаешь, – он снизошел наконец до нежного ободряющего взгляда и ласкового, едва уловимого, поцелуя. А потом сосредоточенно занялся набиванием сумки.

У Насти, как всегда моментально, отлегло от сердца. Она уже сама перед собой привычно оправдала его – может, действительно времени нет, а, может, он хочет, чтобы сегодня все было по-особенному. И искусно играет ее возбуждением, намерившись довести его до предела, чтобы потом…