Как поцеловать кинозвезду - Дженни Проктор

с огромным кустом томатов, мчащимся к выходу.

— Эй, аккуратнее, — говорю, отскакивая в сторону.

Куст замирает, потом опускается вниз, и я вижу женщину, которая его несла. На вид она примерно моего возраста, наверное, лет двадцать с хвостиком. Я уже готовлюсь к тому, что она меня узнает. Не хочу показаться самоуверенным, но по опыту знаю: большинство женщин в возрасте от двадцати до тридцати меня узнают.

Но эта — никак не реагирует.

Просто смотрит, приподняв брови, будто вызывает меня на словесную дуэль.

Я поднимаю руку в примирительном жесте.

— Извини. Не хотел мешать. Но ты чуть не сбила меня с ног.

Глаза этой женщины вспыхивают, и на мгновение я не в силах отвести взгляд. Они поражающе светло-голубые, ясные, пронзительные — резкий контраст к остальному облику: лесные оттенки коричневого и зелёного. Тёмно-каштановые волосы собраны в простой хвост, на ней широкие рабочие штаны, мешковатая футболка, завязанная узлом на талии, и крепкие ботинки. Вся она как будто говорит: «Со мной лучше не связываться».

И это ощущение только усиливается, когда она поджимает губы.

— Точно, — говорит она. — С таким количеством свободного места на парковке удивительно, что вы едва не врезались в меня.

Она оглядывается с таким видом, что я невольно улыбаюсь.

Отчасти потому, что она разговаривает со мной как с каким-то случайным парнем.

А в основном потому, что я окончательно пропал в этих глазах. В их глубине вспыхивает нечто, не дающее мне уйти.

— Справедливо, — признаю я. — Буду внимательнее.

Мы некоторое время просто смотрим друг на друга, пока я не делаю шаг вперёд. Не знаю, почему не позволяю ей просто уйти. Она совсем не в моём вкусе. Но мне отчаянно хочется продолжить разговор.

Я киваю на томатный куст рядом с ней. Он раза в два шире её самой, хотя до этого она несла его так, будто весит он не больше сумки.

— Может, мне помочь донести?

Она сейчас скажет «нет». Но, может, скажет ещё что-то.

Она поднимает брови, затем приседает и легко поднимает куст в руки, будто он совсем ничего не весит. Поворачивается ко мне и смотрит так, словно говорит: ты только что предложил донести моё растение?

— Сама справлюсь, — говорит она.

Что-то откликается у меня внутри. До того как я стал известным, мне нравился вызов — попытаться выманить у девушки улыбку, использовать своё обаяние, чтобы растопить даже самый суровый взгляд. Я не играл в эту игру уже много лет, но сейчас не могу остановиться.

— Я вижу, — улыбаюсь я. — Может, мне стоит попросить помощи у тебя?

Она усмехается, но я замечаю лёгкое замешательство во взгляде. По крайней мере, я её заинтриговал — и это уже немало.

— Тебе не нужна моя помощь, — говорит она, но в её голосе уже нет прежней уверенности.

Я делаю ещё шаг.

— Откуда ты знаешь? Мне самому грузить двадцать мешков мульчи.

Она ставит растение на землю, упирает руки в бока и оглядывает меня с головы до ног.

— А выглядишь ты так, будто справишься.

Я сдерживаюсь, чтобы не напрячь бицепсы, но не удерживаюсь от ответа:

— Спасибо, что заметила.

Она закатывает глаза и коротко смеётся.

— Так. Всё. На этом разговор окончен.

Она снова тянется к растению, но я останавливаю её.

— Подожди. Не уходи.

Она оставляет растение и медленно поворачивается ко мне.

Когда мне было чуть больше двадцати, я пробовался на главную роль в малобюджетной романтической комедии. До того момента у меня были только второстепенные роли. Никогда — главные. И вот я получил роль, и кастинг-директор, сообщая новость, отдельно упомянула мою улыбку — мол, она сделает меня звездой.

Фильм вышел сразу на стриминговых сервисах, не попав в кинотеатры, но неожиданно стал хитом. Я стал хитом. С тех пор дюжина режиссёров просила «ту самую» улыбку, и мой первый агент заставлял меня по нескольку часов тренироваться перед зеркалом, чтобы я не забывал, как именно её выдавать.

Сейчас я как раз её и включаю, надеясь, что она сработает на эту женщину так же, как и на всех остальных.

— А если мне не нужна помощь… но я всё равно хочу её?

Женщина не двигается. Просто смотрит, взгляд сосредоточенный, будто пытается меня разгадать.

Я напрягаю челюсть, но не отступаю. Мне ещё никогда не приходилось так стараться, но я и не собираюсь сдаваться. В этот раз всё ощущается по-другому — не как подростковые игры, когда главной целью было потешить эго, доказав, что моему обаянию нет преград. Сейчас мне по-настоящему хочется, чтобы она улыбнулась. Потому что я сказал что-то, что этого стоило.

— Я не понимаю, что тут происходит, — наконец говорит она, отступая на шаг. — Но не стоит тратить свои улыбки на меня.

Я перекладываю бутылку Cheerwine из одной руки в другую, провожу пальцами по волосам. Холодный конденсат охлаждает пальцы, а потом и кожу на голове.

— Если ты улыбнёшься в ответ — это не будет напрасно.

Её глаза поднимаются, и я замечаю, как в уголках губ появляется тень улыбки. Но она так и не доходит до конца. Что только сильнее разжигает во мне желание увидеть её настоящую.

— Мне пора, — говорит она с лёгким смешком в голосе.

Я смотрю, как она поднимает растение и уходит в сторону входа в магазин.

— Было приятно пообщаться! — кричу ей вслед, но она даже не оборачивается.

Я всё ещё стою на месте, когда подъезжает грузовик моего брата Броуди, с ярко-красным каяком, закреплённым в кузове. Он без рубашки — наверное, только что был на реке — и мой взгляд цепляется за тонкий шрам на левой стороне его груди.

Нам было девять и одиннадцать, когда я убедил Броуди, что ради сцены сражения из «Принцессы-невесты» нам нужны настоящие мечи. Под «настоящими» я имел в виду ножи, примотанные к палкам.

Броуди наложили двенадцать швов. А я окончательно убедился, что рождён быть актёром.

Хотя три недели домашнего ареста были тем ещё удовольствием, сам факт самопознания того стоил.

— Что ты ей сказал? — спрашивает Броуди, закидывая очки в песочные волосы.

Я успеваю заметить, как девушка исчезает за дверью магазина.

— Ничего я не сказал.

Броуди поднимает бровь, а я ухмыляюсь.

— Ну ладно. Сказал. Но был вежлив.

— Вежлив по-твоему? Или по-моему? А то, зная тебя, это значит флирт и самовосхищение.

— Честно, я даже не выпендривался. Она меня даже не узнала.

Броуди делает вид, что ахнул.

— Ужас, — сухо замечает он.

Я вытаскиваю из пакета печенье и швыряю ему в окно — оно попадает ему прямо на