Измена. Ложь, боль и слёзы - Лена Тэсс

Смотрю на сына как на пришельца из космоса. Он продолжает что-то говорить, а я слышу только булькающие звуки. Какой-то бред, который не мог прийти ему в голову.

- Тим, погоди, - хватаю его за руки.

Они холодные, почти окоченевшие. На улице уже прохладно, октябрь не радует нас теплой погодой, свя она ушла вместе с опавшими листьями в сентябре. Дожди, слякоть и пробирающий до костей ветер, вот что сейчас за окном каждый день.

- Зайди, - буквально силой завожу его в прихожую. Он немного трясется и двигается скорее механически. Он, конечно, еще ребенок, но раньше не видела своего сына в таком заторможенном состоянии. Это ступор и шок. Что-то совершенно страшное и лишенное логики.

Помогаю ему снять куртку и шапку, стягиваю шарф, который всегда прошу завязать сверху, но он едва болтается на шее. Рассегиваю молнии на ботинках, достаю ноги, но не решаюсь просить его идти в комнату.

- Расскажи мне, что случилось, Тима.

Он сжимает мои пальцы, самые их кончики и хмурится. Как-то слишком по-взрослому, как никогда раньше, всматривается в мое лицо. Не куда-то конкретно, а на все сразу. Очень внимательно и детально.

- Папа сказал, что ты болеешь, - наконец-то выдает он.

- Тебе сказал?

- Нет.

Не поняла. Влад обсуждает состояние моего здоровья с кем-то посторонним? Я в смятении и очень злюсь, потому что совершенно не понимаю, что происходит. Мне нужно больше информации.

- А кому? - допытываюсь у сына.

Он сжимается, как будто не хочет говорить. Боится или все еще в шоке от услышанной информации. Господи, это какой-то невероятный бред. Фарс. Сюр. Откуда это взялось? У Влада на фоне переживаний из-за работы совсем крыша поехала? Мне придется серьезно с ним поговорить.

- Маме Сережи, тете Свете, которая с ним работает. Она… - Тим запнулся на мгновение, как будто обдумывая стоит ли говорить дальше, но все же решился, - она обнимала его.

- Обнимала? - тупо повторяю.

Все звучит как-то странно и даже глупо. А я не глупая, у меня высшее образование, консерватория за плечами и, что более важно, такие интриги на кафедре, что любое реалити нервно трясется в стороне. Но Света и Влад?

Нет.

Нет!

Она совершенно не в его вкусе. Немного полноватая, с рыжими волосами, слишком длинными ногтями, которые все время хочется укоротить.

- Почему ты думаешь, что они говорили обо мне?

- Потому что папа так и сказал, что ты тяжело больна и он не может нас оставить. Что значит оставить, мам? Зачем? И почему ты не говорила, что болеешь?

Потому что это неправда. Все со мной хорошо. Я давно не сдавала даже плановые анализы, но мне и не нужно. Ежегодные грипп и ОРВИ обходят меня стороной, даже если дома полный лазарет. Обычно я никогда не жалуюсь на иммунитет, поэтому врачей посещаю крайне редко.

- Тим, я не болею.

- Правда?

- Честное слово, сынок. Пойдем, - встаю на ноги, чувствуя боль в коленях.

В голове каша, на душе паршиво. Я не идиотка, но… но может быть этому есть какое-нибудь невероятное, но очень убедительно объяснение.

Веду сына сначала в ванную, чтобы тот помыл руки. Умываю сначала ему, а затем и себе лицо прохладной водой. Провожаю на кухню и усаживаю за стол. Кормлю. Спрашиваю про тренировку, про успехи, про будущий отбор в старшую команду, но ответы слушаю вполуха. Мои мысли совсем не здесь.

- Тим, - наконец-то решаюсь спросить у сына то, что тревожит все эти бесконечные полчаса. - А папа видел тебя?

- Нет, - выпаливает быстро и качает головой из стороны в сторону. - Дверь была не заперта. Я знаю, что подслушивать плохо, но… он говорил так громко, а тетя Света… она как будто о чем-то его настойчиво просила. Я не все расслышал. Прости.

- Ничего, - глажу его по голове. - Если ты закончил, тогда иди в свою комнату, делай уроки.

- А ты?

- А я отвезу твоему отцу документы на работу, он забыл.

Сын побледнел от моих слов.

- Папа рассердится если узнает, что я подслушивал.

- Не рассердится. Я ему не скажу.

- Честно?

Я кивнула, потому что врать сыну в лицо не могла.

***

Мне не хотелось оставлять Тимофея одного, но желание поговорить с Владом и получить объяснения оказалось гораздо сильнее. Это было сродни предчувствию, что мне нужно поехать и уточнить у мужа зачем он разговаривал о моем здоровье со Светой.

И зачем врал.

В городе были пробки, которые сильно затрудняли путь до офиса. Синяя папка лежала на пассажирском сиденье и нервировала. Я не заглядывала внутрь, никогда не совала нос в дела мужа, не проверяла телефон, не шарила по карманам.

Возможно стоило и не было бы этого гнетущего и пугающего чувства, что моя жизнь вот-вот рухнет. Четко выверенная, тихая и размеренная, иногда нарушаемая редкими штормовыми ветрами и грозами, будет растерзана и разнесена до основания.

Что он мне сейчас скажет? Представить сложно.

Это была неудачная шутка.

Тимофей все не так понял и я говорил Свете про другую Иру.

Я рассказывал довольно забавный анекдот, хочешь послушать, любимая?

Когда он вообще последний раз так меня называл. Пытаюсь воспроизвести в памяти этот момент, но он запрятан где-то очень-очень далеко.

Спустя полчаса плотного трафика и я торможу на почти пустой парковке. Почти семь вечера, сотрудники ушли по домам лишь в одном окне офисной части компании горел свет. Да, это окно в кабинете генерального директора.

Соколова Влада.

Отлично, потому что не будет свидетелей и тех, кто может подслушать этот неприятный разговор и возможное скандальное выяснение отношений.

Это не первая наша ссора, но кажется впервые я подозреваю нечто настолько гнусное.

Измену. Самую настоящую. Реальную. Не просто догадки от найденного темного волоса на идеальной белой рубашке, не приторно сладкий аромат женского парфюма от пиджака и уж точно не приходящие поздно вечером сообщения, которым муж улыбается так, словно ему перевели на счет пару миллионов долларов.

Нет.

В вестибюле охраны нет, тем лучше. Доложить о моем прибытии никому. Иду к лифтам, поднимаюсь на четвертый этаж. Двери бесшумно открываются, муж особенно этим гордился, считал что звуковые сигналы создают лишний шум. Иду по мягкому ковролину к приоткрытой двери.

По полу тянется узкая полоска света.

Из-за двери слышны звуки. Шлепки, удары, стоны, бранная нецензурная речь. Какое невнятное бормотание, стоны.

- Давай! Давай же,