Безжалостные парни (ЛП) - Станич К.М.

— Если Спенсер мёртв, я… — Тобиас замолкает, касаясь пальцами стекла в окне гостиной моего отца. Его дыхание обдаёт его туманом, когда он прислоняется лбом к косяку. — Ну, чёрт, я не знаю, что я буду делать, но… он не может быть мёртв.

— Он мог бы, — шепчет Мика, садясь рядом со мной на диван. Я смотрю в его сторону, отмечая его остекленевшие зелёные глаза и то, как его рот сжимается в тонкую линию, когда он произносит эти ужасные слова.

— Забери свои отстойные слова обратно. — Тобиас разворачивается, готовый затеять драку со братом. Близнецы МакКарти делали это время от времени, с тех пор как мы попали в больницу. Они действительно подрались с кулаками в смотровой, и Тобиас пустил Мике кровь из носа. Конечно, это было после того, как Мика подкрасил ему левый глаз фиолетовым фингалом.

— Зачем? — Мика поднимает взгляд, а затем поднимается на ноги. Черч и Рейнджер вскакивают в следующую секунду, становясь между ними двумя. — Здесь мы должны смотреть фактам в лицо: мальчик на дереве был одет в спортивную форму. У него были серебристые волосы. Спенсер пропал. Как долго ты хочешь лгать себе, прежде чем примешь это? — глаза Мики наполняются слезами, и он отворачивается, хмурясь.

Никто не останавливает его, когда он уходит, поднимаясь по лестнице и исчезая в одной из комнат для гостей. Я отпускаю его, чувствуя это странное оцепенение внутри себя.

— Вам двоим нужно научиться не вымещать эмоции друг на друге, — шепчет Рейнджер печальным и низким голосом. Он устремляет свой сапфировый взгляд на Тобиаса, тени танцуют у него под глазами. — Вам повезло, что вы оба всё ещё живы.

— Нам повезло, что ты жив, — шепчет Черч, его лицо бесстрастно и замкнуто. Он ни разу не улыбнулся с тех пор, как мы уехали в больницу, ни разу. Та его чрезмерная жизнерадостность, которую я раньше считала результатом того, что он психопат или что-то подобное, теперь я почти уверена, что это было реально. После того, как я увидела эмоции Черча в лесу, у меня не осталось никаких сомнений на этот счёт. Он счастливый, но травмированный человек.

Однако прямо сейчас радоваться нечему.

— Я рада, что ты здесь, Рейнджер, — говорю я ему срывающимся голосом. Он смотрит на меня, одетую в спортивные штаны и толстовку с капюшоном. Все мы здесь всё ещё выздоравливаем. Мы все были на второй стадии переохлаждения; нам всем повезло, что мы остались живы.

Он смотрит на меня долгим и пристальным взглядом, а затем отворачивается к окну. Он мало говорит и в хорошие дни, но после всего, что с нами произошло? Я не удивлена, что парень не находит слов.

Открывается входная дверь, и входит мой папа, очки запотели от перепада температуры, волосы растрёпаны. Он выглядит так, словно постарел на десять лет за последние двенадцать часов.

Я встаю с дивана, сердце бешено колотится. Арчи Карсон не из тех людей, которых легко разгадать. Я могу сказать, что он расстроен, но он сдерживает все свои эмоции. Однажды этот мужчина сломается и выйдет из себя. Или, чёрт возьми, может быть, он никогда этого не сделает? Может быть, он просто недостаточно заботится обо всём, чтобы вот так распускаться?

— Папа, это был…

— Я ничего не могу тебе сказать, прости. — Он смотрит на меня с сочувствием на лице, но я чувствую, как мои руки сжимаются в кулаки по бокам. Слёзы, которые я так долго сдерживала, щекочут уголки моих глаз солью. Это больно; я слишком много плакала, в основном в ванной, где парни не могли видеть. С моей стороны кажется эгоистичным так печалиться из-за Спенсера, когда изначально он был их другом, он был их другом гораздо дольше. Если вдуматься, я едва знала этого парня.

Но там что-то было.

Там могло бы быть что-то замечательное.

Мои колени дрожат, а в горле внезапно пересыхает.

— Я поговорил с полицией, и пока они не опубликуют официальное заявление, мне не разрешается ничего говорить относительно…

— Я твоя дочь, — выплёвываю я, дрожа, поднимая глаза на такие же голубые глаза папы. — Я твоя единственная семья. Ты знаешь, как сильно мы заботимся о Спенсере. Ты не можешь просто сказать нам, было ли это его тело, раскачивающееся на том чёртовом дереве?

— Шарлотта, я не собираюсь… — он называет меня по имени, но это не имеет значения, так как все в этой комнате знают мой секрет. Теперь мы все знаем ещё один, не так ли? Есть по крайней мере три человека, которые хотят моей смерти. И в этой школе есть по крайней мере один ученик, который не вернётся в класс после каникул.

— Ты не можешь нарушить одно крошечное правило на одну глупую секунду? Всего одну секунду, чтобы твоей дочери стало лучше? — моё самообладание раскалено добела, и я едва могу дышать. Черч протягивает тёплую руку и кладёт её мне на плечо. Его сухая ладонь приятно касается моей кожи, и я делаю глубокий вдох, меня охватывает странное чувство спокойствия. Мои мысли возвращаются к той бутылке с горячей водой и шоколаду, которые он мне принёс. Это был удивительно продуманный жест для того, кого я считала психопатом. — Пожалуйста. Просто скажи «да» или «нет». Одно слово. Это всё, что тебе нужно сделать, чтобы изменить наш мир.

— Мне жаль, Шарлотта. — Папа мгновение смотрит на меня с проблеском сожаления в глазах. — Я предупредил ваших родителей, — он кивает в сторону парней, — и за вами заедут машины. Пожалуйста, оставайтесь здесь, пока они не прибудут.

— Я не оставлю Шарлотту, — заявляет Тобиас, скрещивая свои сильные, мускулистые руки на груди. Он переоделся из промокшей формы в свитер на молнии Академии Адамсона и спортивные штаны в тон, и, чёрт возьми, свитер частично расстёгнут, а брюки низко спущены, и этот наряд демонстрирует мышцы его груди и нижней части живота преступным образом. Жаль, что я слишком беспокоюсь о Спенсере, чтобы наслаждаться этим видом.

Беспокоюсь.

Верно.

Беспокоюсь, что он, чёрт возьми, может быть мёртв.

Я крепко закрываю глаза.

— Это не вам решать, мистер МакКарти. Мне жаль. Ваша мать уже прислала машину.

— Тогда отправьте Шарлотту с нами на каникулы, — вставляет Черч, и я открываю глаза, чтобы увидеть, как он выходит вперёд. Его лицо абсолютно деловое, замкнутое и непроницаемое. Он похож на какую-то мраморную статую, высеченную самыми ловкими и искусными руками, но лишённую нежной уязвимости, которая присуща человеку.

Бедный Черч.

Его разбитое сердце скрыто под слоем камня.

— Мы можем провести следующую неделю в Калифорнии, — добавляет Мика, и я слышу, как скрипят ступеньки, когда он спускается и останавливается на лестничной площадке. — Там должно быть безопаснее, чем здесь.

— В этом кампусе нет ничего опасного, — начинает Арчи, и у меня отвисает челюсть.

— Ничего опасного?! — выдыхаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал тихо. Кричать сейчас слишком больно. Переохлаждение — это не шутка. — Совсем ничего? Ты хочешь сказать, что не позвонил в 911, когда обнаружил тот кровавый отпечаток руки на стене общежития?

— Шарлотта. — В конце моего имени определённо стоит точка, окончательный знак препинания в разговоре, который красноречиво говорит обо всех словах, которые мой отец не способен произнести: «Заткнись на хрен, Чак, мы не спорим в присутствии компании».

Но мои эмоции захлёстывает волна страха и меланхолии, и всё, о чём я могу думать — это последние слова Спенсера, обращённые ко мне. «У нас могло бы что-то получиться, Шарлотта, но я ненавижу, когда мне лгут. Я ненавижу это».

— А что насчёт секретных, затопленных подземных туннелей под школой?! — Черч сжимает моё плечо, но я не обращаю на него внимания. Я сейчас слишком возбуждена. — Или мёртвый парень, висящий в петле? А как насчёт группы студентов, страдающих переохлаждением, и кого-то, кто чуть не утонул? — я взмахиваю рукой, указывая на Рейнджера. — Значит, в кампусе безопасно? Ты обманываешь сам себя!

— Я думаю, было бы лучше, если бы Шарлотта уехала с кем-нибудь из нас, — снова начинает Черч, но Арчи не обращает на него внимания. Его ноздри раздуваются, а лицо приобретает пурпурно-красный цвет, что, я надеюсь, означает, что он близок к срыву. Я ждала этого много лет.