Один последний вдох (ЛП) - Коллинз Л. К.

Я рыдаю, прикрывая рот, и надеюсь, что однажды я найду хоть малейшее облегчение от мучений, которые меня окружают.

* * *

— Мамочка, — говорит Брэксли, толкая меня в плечо, пытаясь разбудить меня.

— Да, детка? — Я сильно моргаю, глядя в его тёмные невинные глаза, такие же как глаза его отца.

— Я хочу есть.

— Хорошо. — Как в тумане, я встаю и иду за ним на кухню, но я всё равно так рада его видеть. Я заснула всего несколько часов назад, и теперь я функционирую только благодаря нескольким урывкам сна.

Брэксли запрыгивает на табурет у стойки, его коротенькие ножки свисают с края, пока я заглядываю в холодильник.

— Что бы ты хотел съесть? — спрашиваю я.

— Мне всё равно, — отвечает он.

Конечно, ему не всё равно. Он самый простой ребёнок в мире, когда дело доходит до еды.

— Как насчёт лазаньи? — игриво предлагаю я, поводя бровями и вытащила контейнер с остатками еды, который принесла нам мама. Его губы растягиваются в широкой ухмылке, его улыбка — единственное, что меня ещё поддерживает.

— Хорошо, — пожимает он плечами, и я закатываю глаза.

— Брось, Брэксли, я бы не стала кормить тебя лазаньей на завтрак.

— Я съем её, мамочка.

— Ты действительно хочешь? — спрашиваю я.

— Да.

— Окей. — Я ставлю блюдо в микроволновку и завариваю кофе.

— Почему ты спала на диване? — спрашивает он.

— Мне просто там удобнее.

— Потому что папы больше нет в твоей постели?

— Да, милый. — Я достаю лазанью и дую на неё, затем передаю тарелку Брэксли. Я благодарна, что его не беспокоят разговоры о том, что Бена больше нет, и я думаю, это потому, что он на самом деле не понимает, что никогда больше не увидит своего отца. К счастью, он начинает есть свою еду с довольным выражением на лице, а я стою и просто наблюдаю за ним.

Затем раздаётся звонок в дверь, выводя меня из оцепенения, и я прохожу в холл нашего уютного дома. Когда я открываю дверь, моя свекровь пристально смотрит на меня, а затем заключает в крепкие объятия.

— Как у тебя дела, Фэй? — спрашивает она, явно обеспокоенная.

— Я в порядке. Что ты здесь делаешь, Джен? — Я провожу её внутрь, и она следует за мной, пристально глядя на меня, изучая, как она всегда это делает.

— У тебя сегодня сеанс психотерапии, помнишь?

Я знаю, и я совершенно забыла об этом. Даже слово «терапия» беспокоит меня, так что вы можете себе представить, как я себя чувствую из-за того, что мне приходится идти и говорить о своих чувствах, что, похоже, никогда не помогает.

Что бы я ни делала, я всё равно изо всех сил стараюсь просто пережить каждый момент.

— Ты уверена, что с тобой всё в порядке? — снова спрашивает она, и я киваю. Брэксли в соседней комнате, так что я не собираюсь показывать ему, что я расстроена. Как обычно, я успокаиваю её.

— Всё в порядке. Проходи, повидайся со своим внуком. Он просто ест.

Когда мы входим на кухню, она бросается к нему, но её волнение сменяется тревогой, когда его красное от соуса лицо улыбается нам.

— Бабушка! — взволнованно восклицает он.

— Что, чёрт возьми, ты ешь?

— Мама приготовила мне лазанью.

— Что за странная еда на завтрак. — Она бросает на меня неодобрительный взгляд.

— Это то, чего он хотел, и он растущий мальчик, не так ли, детка? — Он кивает, когда я провожу рукой по его мягким растрёпанным волосам. — Я пойду оденусь, — говорю я им и направляюсь наверх, нуждаясь в минутке вдали от неё. У неё добрые намерения, и она действительно не хочет ничего плохого, но с Джен либо по её, либо никак.

Заходя в гардеробную, я смотрю в свою сторону, а не на Бена. Я ненавижу смотреть на всю его одежду. Я быстро хватаю пару джинс и футболку с длинными рукавами. После того, как я одеваюсь и укладываю волосы, я чищу зубы, затем спускаюсь вниз, где нахожу Джен, готовящую Брэксли завтрак из целого блюда. Бекон уже шипит, и я спрашиваю её, раздражённая тем, что уже накормила его:

— Что ты делаешь?

— Фэй, лазанья — это не то, чем можно накормить маленького мальчика.

Я целую Брэксли в макушку и игнорирую её комментарий. Я просто хочу сделать его счастливым, и если это означает лазанью на завтрак, то так тому и быть. С ним всё будет в порядке.

— Я вернусь через несколько часов, — сообщаю я и крепко обнимаю сына.

— Пока, мамочка.

— Будь умницей для бабушки, хорошо? — Он кивает, и я целую Джен в щеку, выходя.

— Пока, Фэй.

Я натягиваю пальто, и холодный воздух сильно ударяет в меня. В Сиэтле холодное утро, и я с нетерпением жду более тёплой погоды. Я проверяю время. Моя встреча назначена на девять, и как бы мне не хотелось идти, я должна. Я пообещала Бену, что поговорю обо всём после того, как он уйдёт, и позабочусь о себе. Так что я должна быть как раз вовремя. Пока я веду машину, я тянусь за своим кофе и понимаю, что забыла его дома.

Вместо того чтобы вернуться домой, я останавливаюсь в местном «Старбаксе». Проезжая часть, как всегда, огибает здание. В это холодное утро всем в Сиэтле нужна доза, поэтому я направляюсь внутрь, и шум сразу же звенит у меня в ушах. Здесь шумно, все сотрудники выкрикивают приказы, перекрывая шум вспенивающегося молока и болтающих групп людей.

Глядя в меню, как будто я пытаюсь решить, что взять, я хихикаю про себя и знаю, что Бен тоже рассмеялся бы. Он всегда дразнил меня и говорил: «Зачем ты вообще смотришь? Ты ведь знаешь, что будешь заказывать». Я всегда беру одно и то же… А потом Чайный Латте Бена смотрит на меня из меню. Боже, я скучаю по нему. Я помню, как мы столько раз приходили сюда вместе, и это внезапное напоминание — сильный удар глубоко внутри меня. Весь воздух выходит из моих лёгких, и я изо всех сил пытаюсь прийти в себя. Не то чтобы я забыла, что он ушёл, но в последнее время проходят короткие периоды времени, когда боль утихает, пока мне снова не напоминают, и она такая же сильная, как и год назад.

— Привет, добро пожаловать в «Старбакс», — приветствует меня молодой бариста, — Что вам принести?

— Э-э… я выпью большой кофе.

— Сливки?

— Да, пожалуйста.

— Что-нибудь ещё?

— Нет, это всё.

— С вас два доллара семьдесят три цента. — Бариста наливает мне кофе, и я тянусь за сумочкой, но почему-то её нет. Обыскивая все карманы своего пальто в поисках любой формы оплаты, пока служащий пялится на меня, я так смущена. — Извините, я забыла свой бумажник.

Затем, как гром среди ясного неба, парень, делающий заказ у кассы рядом со мной, говорит:

— Я могу заплатить за неё.

— О, нет, ты не должен этого делать, — говорю я.

— Это несколько долларов, ничего особенного.

— Ты уверен? Я… я могу вернуть тебе деньги.

— Нет, заплати вперёд, купи кому-нибудь ещё чашку кофе в другой раз.

Бариста говорит другому работнику добавить мне кофе по его заказу, и тогда я беру свою чашку, чувствуя себя виноватой за то, что позволила совершенно незнакомому человеку заплатить за меня. Я была такой легкомысленной с тех пор, как Бен ушёл. Кроме того, люди больше не делают друг другу добра — просто не делают, как бы это ни было печально. Парень платит, и я жду, пока он закончит, чувствуя, что должна поблагодарить его ещё раз. Он берет чек, а затем смотрит на меня сверху вниз, его зеленовато-карие глаза мерцают в тусклом свете кафе, пока мы вместе идём к концу очереди.

— Ещё раз спасибо, — говорю я. — Ты действительно не должен был этого делать.

— Конечно, должен. Если бы я этого не сделал, то у тебя не было бы кофе. И мне было бы стыдно, что я не заплатил. — Он улыбается, и я изучаю его лицо, чувствуя, что видела его раньше. В нём есть что-то такое знакомое. Я открываю крышку на своём кофе, добавляя сливки и сахар, и работник кричит: — Чайный латте для Тана?

Я оглядываюсь и вижу, как он берет напиток в руку. Он подмигивает мне, ожидая, пока я закончу, и я закрываю стаканчик крышкой, быстро отводя взгляд. Каковы шансы, что он закажет именно то, что заказал бы Бен?