Невеста миллионера (СИ) - Попова Любовь

Они могут отправить тебя в путешествие. Они могут подарить тебе драйв. Нирвану. Адреналин. Забытье. Погрузить в счастье. Даже в любовь.

Люди больше не хотят жить настоящей жизнью.

Да и я не хочу.

Лучше вот так сидеть в своем кабинете, куда не пробивается даже свет вечерних сумерек, и смотреть на постоянно растущие цифры. Акции.

И только один вопрос мучает меня каждый день.

А что мне все это дает, кроме мнимого чувства удовлетворения. Что дают мне деньги, кроме возможности вообще никогда о них не думать.

Ничего. Ничего!

— Харитон Геннадьевич.

Легкий шелест, пробравшийся под кожу, и я отрываю взгляд от экрана.

В кабинете темно. Свет от экрана падает на силуэт, мелькнувший в дверном проеме. Невысокая, тонкая. Почти прозрачная как приведение. Лица не видно. Только мягкие линии тела, облаченного во что-то дешевое.

В один момент даже стало казаться, что я докурился. Или допился. Что мне снится это светлое чудо, что я схожу с ума.

— Харитон Геннадьевич. Ужин на столе.

Призрак испаряется, не оставив даже шлейфа из запаха, хотя я пытался хоть что-то учуять. Я ее не знаю. Откуда это существо в моем доме.

Обычно, когда мне напоминали о еде, я отмахивался, пока Генрих, мой водитель, по совместительству дворецкий, не напоминал, что без еды я сдохну. Но сегодня мне стало интересно, кто же приготовил мне обед.

Неужели жирная Танька решила больше не радовать меня своим нелепым присутствием и сальными взглядами? С такими бабами вообще разговор короткий. Постельный, я бы сказал.

Нажимаю кнопку и отъезжаю от стола. Выкатываюсь в коридор и проезжаю вдоль мрачных стен отцовского дома.

Я ненавижу его. Но здесь мне проще вспоминать все то дерьмо, что творилось в моей жизни на протяжении последних лет. Все то, чем было заполнено мое существование всегда. Грязь. Порок. Разврат. Смерть.

Добираюсь наконец до кухни и замечаю, что фигурка уже пробирается к выходу.

— Стоять! — сам не понимаю, что нашло. Но мне нужно взглянуть на это видение. Она тормозит у двери, крепко сжимая ручку. Подъезжаю ближе. Мне нужно проверить очередного незнакомого человека. Увидеть в его глазах жалость к себе и снова всех возненавидеть. — Повернись.

Она оборачивается, и я наконец могу разглядеть ее лицо. Блондинка. Терпеть не могу блондинок. Может, это связанно с собственной сестрой, а может с матерью, но блондинки это те, кого я поимею только в самый голодный год.

Голубые глаза смотрят на коляску, и я понимаю, она не знала, что я не могу ходить.

Стоит, не зная, что сказать, словно хочет извиниться.

Но я не вижу в ее глазах жалости. Я там вообще не могу ничего разглядеть.

— Вы приготовили ужин и убегаете, потому что он отравлен?

— Что?

— Что?

— Что?

— Вы тупая?

— Нет. Нет, конечно. Ужин не отравлен.

— А я вам не верю. Пойдемте. Попробуете его первая.

— Но я приготовила ужин и могу уйти.

— Кто вам сказал? После того, как я поем, вам еще нужно помыть посуду. Ну или можете идти, и я вызываю полицию.

— Не надо, — задирает подбородок. — Если только вы не хотите, чтобы полиция поужинала с нами.

Она проходит на кухню, продолжая сжимать большую сумку, и я уже думаю, не вор ли она. Странная. Нервная какая-то. И даже жалости нет к бедному инвалиду.

Но, что интересно, не спросила, почему я стал таким. Это первый вопрос, который я слышу. Люди редко могут побороть свое любопытство.

Проезжаю в столовую, где на столе стоят три блюда с крышками. Уже думаю, а не крысы ли из-под них разбегутся, тянусь посмотреть и вдруг слышу.

— Вы руки не помыли.

Поднимаю голову. Она. Стоит в дверях и смотрит.

— И что?

— А то, что потом вы не сможете командовать даже своим кишечником. А виновата буду я. 

— Похоже на угрозу.

— Рекомендацию. Но если вы проводите свой досуг в туалете, то, конечно, можете руки не мыть.

Зараза. Пару раз я действительно имел проблемы с кишечником, но даже не связывал это с чистотой рук. Скорее списывал на некомпетентность часто сменяющихся поваров.

Делаю как велено и снова возвращаюсь за стол. Девушка стоит все там же, чуть нахмурившись. И все-таки спрашивает. Но не то, что я предполагаю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Это навсегда? — кивает она на кресло.

— А что? Хотите согреть мою постель?

— Хочу понять, как человек с таким количеством денег не может справиться с травмой позвоночника. В наш-то век.

Это было сказано так снисходительно, так иронично, словно она издевалась, словно тыкала пальцем и смеялась над тем, что я слабый.

Дрянь. Просто тварь.

— Пошла вон…

Она теряется. Опускает руки, но меня уже не остановить. Беру блюдо и кидаю в ее сторону с криком:

— Пошла вон! Вон, я сказал! Что ты знаешь обо мне! Что ты, белобрысая дура, вообще можешь обо мне знать!

Она уклоняется от летящего снаряда, что разбивается о стену, и убегает, даже не посмотрев на меня. Трясет. Бесит. Все бесит!

Я опрокидываю всю еду и качусь к своему лучшему другу. Бар меня всегда выручит. Всегда окажет поддержку. Всегда даст забыться лучше любой виртуальной реальности, не думать о том, какие все-таки эти блондинки суки.

Глава 3. Харитон

Проснулся после попойки, когда тело затекло до такой степени, что я уже не только часть ног не чувствовал, но и рук. Попытался подняться и тут же упал. Осталось только смачно выругаться, потому что сколько бы лет я не был инвалидом, я всегда пытаюсь подняться.

Всегда пытаюсь встать, не взирая на адскую боль в ногах.

Только в состоянии покоя они меня не беспокоят. Только сидя и бездействуя я не чувствую агонии в мышцах. Уже скучаю по тому времени, когда совсем их не ощущал, как будто нижняя часть отрезана была. Полностью. Но вселенная очевидно решила мне нагадить окончательно и подарила эту отвратительную боль, о которой врачи говорили с благоговением. Ведь боль означает возможное выздоровление. Я им в тот день тоже пожелал подобного «выздоровления».

Сдохнуть хочется.

Но я никогда не хотел себя убить.

Наверное, еще жива надежда, что я смогу пробежать марафон, переплыть Москву-реку. А, может быть, даже взобраться на самую верхнюю точку Эльбруса.

Черт, как я скучаю по времени, когда ничего не болело. Когда мир, казалось, принадлежит мне.

А теперь я червяк, который все, что может, это лежать и ждать, когда боль потихоньку утихнет, когда руки перестанет покалывать. И наконец открыть глаза. Перебраться в кресло и съездить в тренажерный зал. Единственное удовольствие, которое я себе позволяю. Сквозь боль и ненависть к себе прокачать мышцы, чтобы совсем не выглядеть утырком, когда приезжаю в наш офис в Москва-сити. Чтобы взрывать мозг девкам, которые там работают. Все они смотрят на меня, истекая слюнями. Потому что миллионер. А подойти боятся, потому что калека. И у каждой на размалеванном лице написан вопрос.

Может он. Или не может.

ОНА не пользуется макияжем.

Сквозь веки внезапно пробивается яркий свет, и я поднимаю руки, чтобы прикрыть глаза.

— Что за черт?! Я сказал шторы не открывать!

— Это всего лишь я.

Опять ОНА. Опять ее шелестящий как осеняя листва голос. Неужели ей так нужны деньги, что она не испугалась моей истерики. Не позвонила с извинениями и сославшись на дела не смогла прийти.

Обычно все пугались. Одно не верное слово, один не верный взгляд и все отправились на мороз. Танька не отправилась. Потому что решила для меня не только готовить.

Предложила себя сама, а я не стал отказываться. Сразу определил границы отношений. Сомневаюсь, что они ее устраивали. Но терпела. Глотала и терпела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты не слышала?! — бьет свет по глазам. — Закрой эти чертовы шторы, пока я тебя не выкинул из дома.

— Сам? Вы же не ходите.

Я резко встаю. Делаю над собой невероятное усилие, стреляя в нее взглядом, наполненным болью и гневом. Ее глаза расширяются, и я почти верю в себя.