Я рожу тебе сына (СИ) - Ареева Дина

Не сразу понимаю, что она притихла, и эта тишина никак не связана с очередным оргазмом, она просто вцепилась мне в плечи и громко дышит. К финалу лечу на полной скорости, вжимаюсь до упора, натягивая ее на член так, будто хочу пробить дно.

Кончаю просто феерично, судорожно вдалбливаясь, что-то шепчу бессвязно, похоже, у меня неслабо сорвало крышу. Потому что хочется сказать что-то совсем непривычное, ласковое. И чтобы она тоже что-то сказала в ответ.

Вытерла мне ладонью потный лоб, сказала, что я лучшее, что с ней было. А я ей то же самое скажу. Дебил, да? У меня рот не настроен такое выдавать, максимум, на что я способен — сказать, что такой сладкой е…ли у меня еще ни с кем не было.

Но она молчит, и я чутьем понимаю — что-то не то. Выхожу из нее. И сразу назад хочу, но мне не нравится ее закушенная губа и закрытые глаза.

— Сладкая, — осторожно шепчу на ушко, мысленно охеревая от того, какое оно у нее розовое и аккуратное. Она сама вся такая, будто вылепленная, ничего лишнего. Идеально все.

А потом она открывает глаза, опускает их вниз, и мы вместе смотрим на вымазанный в крови член. Меня накрывает. Продолжаю вдавливать ее в стенку, а сам смотрю то на нее, то на кровь.

— Откуда кровь, сладкая? — едва сдерживаю бешенство. Что за подстава, Саркис совсем рамсы попутал?

— Но вы же сами сказали… ты же сам сказал, — быстро поправилась, видимо, выражение лица у меня сейчас не самое приветливое, — что надо его сделать…

И у меня в затуманенных мозгах наступает прозрение. Чуть ли не рычу:

— Ты что, девственница?

— Нет, — она мотает головой, и мы снова вместе смотрим на кровь, — уже нет. Кажется…

Так, отползаем, Талеров. Душ дома. Застегиваю ширинку, стараясь стереть кровь хотя бы из мыслей.

Руки подрагивают, пока я стаскиваю рубашку, заворачиваю в нее свою бывшую девственницу и осторожно поднимаю на руки.

— Зачем, Тимур, — пытается сопротивляться.

— Тихо, девочка, — обрываю, — правило у меня. Все мое — со мной.

Затихает. А я несу ее к машине. Теперь она определенно моя, хоть я и не решил, плохо это или хорошо.

И да, Талеров. Дно ты сегодня точно пробил.

Глава 2

Мы сидим в моем «Майбахе», Ника — ее Вероника зовут — сбивчиво рассказывает, как ее занесло на склады, а я смотрю на нее, и в груди болезненно отдается отголосок забытого и, казалось, давно похороненного чувства.

Они чем-то похожи, даже имена одинаково сокращаются. Ника — Вероника. Ника — Доминика… Не забывается до конца, не отпускает, как бы я себя ни насиловал. Единственный раз в жизни мне хотелось думать о ком-то, кроме себя, и я думал, что у меня получилось.

А ни хера не получилось по итогу, я все равно остался сволочью, предавшей влюбленную в меня девочку, как мне бросила в лицо недавно Инна, ее детдомовская воспитательница.

Я хотел найти Доминику. Зачем? Сам не знаю, зачем. Узнать, что с ней все хорошо, что ни в чем не нуждается. А она исчезла, квартиру продала и растаяла, как утренний туман.

«Ты одной рукой возле себя ее держал, а другой отталкивал. Что ты теперь хочешь, Тимур?» Мать моя, женщина, что ж, я реально такое дерьмо? Похоже, как и то, что на роду мне написано нянчиться с малолетками.

— Тебе хоть восемнадцать есть, сладкая?

Кивает так поспешно, что мне смешно становится. Но в паспорт все равно заглянуть не мешает, а заодно проверить, не врет ли — и про съемную квартиру, и про работу.

Но интуиция подсказывает, что девочка говорит правду. Она никаким боком к эскорту Саркиса, моя сладкая, и у меня в глазах темнеет, когда я представляю, что ее Черный мог забрать.

Слушаю, как она путается и торопится, и неожиданно закрываю ее рот своим, заглушая сбивчивую речь. Что-то мне резко перехотелось разговаривать.

Завожу двигатель и трогаюсь с места, имеется в виду, автомобиль, конечно. Сам я по ходу уже тронулся. Мозгами.

— Вы куда меня теперь отвезете? — она зябко поеживается и ерзает на сиденье, а я кладу ей на колено руку.

— Не ерзай, детка, на мне будешь ерзать, как домой доедем. И мы на «ты».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она вскидывается, а потом говорит абсолютно бесхитростно:

— А что, этого мало? Еще надо?

Надо, сладкая, ты и не представляешь, сколько раз еще надо. Вообще, чушь это собачья, конечно, никакого сына мне рожать никто не будет, так что привет презервативы до первого похода к гинекологу.

Дожил, блять, я уже к гинекологу иду!

Въезжаем в ворота, девочка моя вертит головой по сторонам. Наверное, меня сейчас олигархом представляет. Я ничего не говорю, просто наблюдаю, и сам себе признаться не хочу, что мне льстит такое восхищение. Долбаный изращенец.

Выхожу из «Майбаха» и снова беру ее на руки. Снова сопротивляется.

— Спасибо, Тимур, я сама…

Рот я закрываю уже ставшим привычным способом. Есть еще один, но это потом, не все сразу и не при охранниках.

Захожу в спальню и несу ее в ванную. Ставлю на пол и открываю воду, а сам чувствую ее страх, как будто он на меня проецируется.

Упираюсь рукой в стенку, она жмурится и голову в плечи втягивает. Боится меня… Почему-то это бесит. Беру за подбородок.

— Я тебе тут должен кое-что остался, детка. А долги я привык отдавать.

Раздеваюсь, бросаю одежду в угол и только сейчас вижу, с каким ужасом она смотрит на мой член. Да, родная, он только что был в тебе. И ничего, поместился.

От одной мысли, что можно снова погрузиться в нее, он реагирует мгновенно — каменеет и поднимается вверх. Глаза моей девочки округляются, губки приоткрываются.

— Раздевайся, потом насмотришься. Не бойся, не трону, сегодня тебе хватит.

Она, не сводя с меня глаз, стягивает топ, и я лишь присвистываю. Все так, как я и предполагал, грудь так и притягивает. Темные ареолы вокруг сосков большие, все как я люблю. Все прямо под меня, спецзаказ…

Ловит мой взгляд и, наверное, он совсем голодный, потому что руки взлетают и крест накрест прикрывают то, что уже стало мое.

— Руки назад, — подхожу ближе, сам развожу их и наклоняюсь к груди. Трогаю языком сосок, облизываю, обвожу по ареоле, а она сжимается. Снова обвожу и всасываю затвердевший сосок, перекатываю во рту, тереблю языком, а она начинает стонать, и все, блять, я опять плыву.

Нельзя, я должен нас помыть. Осталось объяснить это собственному члену, а я хоть и поехал крышей, но не до такой степени, чтобы с ним разговаривать. Так что просто отключаю мозг и ласкаю сделанную по спецзаказу грудь моей девочки.

* * *

Ника приподнимается на носочки, скрестив длинные ноги, и я вижу, как она ерзает, трет ими, пытаясь приласкать себя, при этом подставляя мне под губы то одну грудь, то вторую. Снимаю душ и регулирую воду, делая струю максимально сильной.

Ника цепляется за мои плечи, и я понимаю, что еще немного, и поимею ее прямо здесь. Ничего такого в этом не было б, если бы она еще двадцать минут назад не была девственницей. А так ее ноги вверху перемазаны высохшей кровью и спермой, и я, хоть и долбаный извращенец, но не садист.

Направляю струю вниз и мою ее, а она с готовностью насаживается мне на руку. Нет, девочка, так не пойдет, я хочу продлить удовольствие.

— Вымой меня, Вероника, — подношу ее руку к дозатору и выдавливаю несколько капель геля. А потом накрываю свой член ее ладонью и едва сдерживаюсь, чтобы не зашипеть как раскаленный брусок, который опустили в воду.

Девочка испуганно отдергивает руку, но я возвращаю ее обратно, глядя в глаза.

— Не бойся его, Ника, привыкай, теперь ты с ним будешь общаться чаще, чем со мной.

Это правда. Я не слишком общителен, зато минет предпочитаю даже когда пью кофе или говорю по телефону. Но судя по ее перепуганному виду, член моя Ника видела только нарисованным на школьной парте, а там далеко не те масштабы. Так что впереди у нас долгие и изнурительные тренировки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

От таких перспектив моя эрекция становится вполне пригодной для огранки алмазов, и девочка тоже это чувствует. Я ловлю губами ее несмелое «Тимур!» и включаю боковую панель. Все, пора завязывать с этими играми, у меня впереди еще выплата долговых обязательств.