Татьяна Корсакова - Мужчины не плачут

Ознакомительный фрагмент

У нее было нескладное скуластое лицо, слишком большой рот, чересчур бледная кожа и волосы, похожие на паклю. Если бы не глаза, ярко-зеленые, с золотистыми крапинками, ее смело можно было бы назвать дурнушкой. Глаза определенно спасали положение.

— Ради бога, простите. Тай обычно никогда не отходит от Ваньки. Он вас очень сильно напугал?

— Слушай, шла бы ты со своим Таем…

Девица осеклась, обиженно заморгала.

— Я только хотела извиниться…

— Извинилась? — рявкнул он. — Тогда топай отсюда!

Серебряный сам не до конца понимал причину своего раздражения, У него был тяжелый характер, он знал это как никто другой, но он никогда не позволял себе грубить женщинам. Он их использовал, принимал на работу, увольнял, он спал с ними, но никогда не повышал на них голос. А сейчас вот сорвался…

Девица обиженно фыркнула, младенец заревел, псина зарычала…

— Сумасшедший дом! — Серебряный отшвырнул недокуренную сигарету, ускорил шаг.

— …Что так долго, босс? — спросил Степан с фамильярностью, свойственной всем личным водителям без исключения.

— Сигареты выбирал, — буркнул Серебряный, тяжело опускаясь на пассажирское сиденье.

Смятая пачка «Мальборо» огнем жгла вспотевшую ладонь.

— Теперь домой? — спросил Степан.

— На кладбище.

Определенно это был день неожиданных решений — идея ехать на кладбище возникла внезапно…

Серебряный купил темно-бордовые розы, не глядя по сторонам, прошел к знакомой могиле, положил цветы на черный мрамор надгробия, устало опустился на маленькую скамейку, сказал:

— Ну, привет, Стриж.

Ему никто не ответил, но березы зашумели как-то по-особенному, и солнце выглянуло из-за туч.

…Стриж был славным парнем. Серебряный всегда завидовал его способности видеть в окружающем мире только хорошее. Вместе они пережили столько, что хватило бы на десять человеческих жизней. У них не было детства. Их юность оказалась сплошным кошмаром. Воспоминания о ней до сих пор, спустя годы, вызывали боль. Серебряный стал тем, кем стал: холодным, расчетливым сорокалетним мужиком, а Стриж умудрился остаться мальчишкой: веселым и бесшабашным. Даже умереть умудрился молодым. Сукин сын…

В глазах защипало. Нет, он не плачет. Еще в четырнадцать они договорились, что не будут плакать никогда. Мужчины не плачут, а они не просто мужчины, они гладиаторы. Уже в четырнадцать они плевать хотели на боль и смерть…

Серебряный не плакал даже на похоронах Стрижа, даже после похорон, когда заперся в своем кабинете и в одиночку выжрал два литра водки. Окажись Стриж на его месте, он бы тоже не плакал…

Запиликал мобильный. Серебряный встрепенулся, виновато посмотрел на черное надгробие.

— Прости, старик, мне пора.

Березы опять зашумели как-то по-особенному…

Ее разбудил Ванькин плач. Маша, еще до конца не проснувшись, села, нашарила тапки, пошатываясь спросонья, подошла к детской кроватке, по пути наткнувшись на недовольно заворчавшего Тая.

— Соня, — буркнула она, обходя развалившегося у детской кроватки пса.

Ванька хныкал во сне, одеяльце сползло, в темноте белели босые ножки. Маша потрогала простыню — мокрая. Придется перестилать, переодевать Ваньку. Как плохо, что подгузники закончились. Все-таки подгузники — величайшее изобретение человечества. Жаль только, что оно ей не по карману. Денег осталось только на детское питание для Ваньки и на корм Тайсону.

— Ничего, Вань, — приговаривала Маша, переодевая сына, — вот мамка сделает заказ, получит денежки и накупит тебе памперсов. Потерпи чуть-чуть, уже скоро.

Вообще-то, Ваньке и без памперсов было неплохо. Просто ей самой приходилось чаще просыпаться, а это тяжело. Для нее оказалось намного легче недоесть, чем недоспать, а Ванька спать не давал.

Маша знала, что к малышам нужно вставать по ночам, но она не была готова к тому, что придется делать это так часто. Ваньке шел уже второй год, а она по-прежнему вставала к нему по десять-двенадцать раз за ночь. Спокойный и даже немного флегматичный днем Ванька ночью становился тревожным и капризным.

«А что ж ты, Машка, хочешь?! Дите грудью не кормила совсем, все смеси да смеси! Откуда ж ему быть спокойным?» — зазвенел в голове сварливый голос бабы Тони.

Скорее бы уже баба Тоня вернулась! Баба Тоня на несколько дней уехала в провинцию к родственникам. Оставалось продержаться без нее совсем чуть-чуть. С ней и Маше было легче, и Ванька становился спокойнее. Господи, какое счастье, что она появилась в их с Ванькой жизни!

Маша переодела сына, сбросила тапки, с головой укрылась одеялом. Сон, такой долгожданный и дорогой, как ветром сдуло. Вспомнился дневной инцидент. Высокий мужчина, еще не старый, но уже почти полностью седой, злые глаза, сигарета в дрожащих пальцах, обидные слова…

Чего он завелся? И вообще, нечего вмешиваться не в свое дело, если такой впечатлительный! Ваньку напугал, Тая разозлил, ее оскорбил… Маша раздраженно заворочалась, прогоняя желчного незнакомца на задворки памяти. У нее своих проблем достаточно. Вот, к примеру, нужно что-то срочно делать с волосами…

После родов с ее волосами, волнистыми и послушными, случилось что-то страшное. Они потеряли яркость и стали вдруг виться «мелким бесом». С копной этакого безобразия на голове Маша чувствовала себя полнейшей уродиной. Вчера она решила покраситься, сэкономила на парикмахерской, купила дешевую краску, и вот результат — волосы окрасились неравномерно, стали жуткого грязно-рыжего цвета. Хоть на улицу не выходи…

Маша тяжело вздохнула, повернулась на другой бок. Наверное, придется принять предложение Лики и сходить к ее стилисту. Может, еще не все потеряно и ее бедная шевелюра подлежит реставрации? А когда-то давно, еще в прошлой жизни, Антон говорил, что у нее чудесные волосы.

Сердце болезненно заныло. Маша запрещала себе думать об Антоне, и обычно у нее это получалось. Обычно, но не этой ночью…

Они учились на одном курсе: Антон Погорелов — красавец, дамский любимчик, душа компании, и она, Маша Литвинова — тихая, невзрачная, никакая. Они были с разных планет. Их орбиты не могли пересечься никогда, но однажды они все-таки пересеклись…

У Маши была своя квартира, оставшаяся после смерти бабушки «сталинка» почти в центре. Когда однажды перед одногруппниками встал вопрос, где встречать Новый год, Маша, не задумываясь, пригласила всех к себе. Она знала, что это будет очень хлопотно, что придется полдня стоять у плиты, а потом прислуживать гостям «на правах хозяйки», а гости обязательно что-нибудь разобьют или сломают, замызгают ванную и туалет, и утром придется мыть горы посуды, делать уборку и выслушивать нотации от потревоженных соседей. Но ее день рождения случался как раз в канун Нового года, и ей так не хотелось отмечать его в одиночестве.