Пенни Винченци - Греховные радости

Ознакомительный фрагмент

— Я сама не знала, — ответила Вирджиния, чувствуя себя дурой. Голова у нее не прошла и раскалывалась по-прежнему.

— Я ему пообещал, что мы станцуем для него чечетку. Иди-ка принеси свои чечеточные туфли. Малыш, к роялю, живо.

— Ой, папочка, я не могу.

— Можешь, можешь. Давай.

Малыш послушно поднялся и, еще не проснувшись окончательно, спотыкаясь побрел в дом.

— Давай, сестренка. Доставим старику удовольствие.

— Нет, — отрезала Вирджиния. — Честное слово, я просто не могу. И Александр не хочет, чтобы я сейчас танцевала. И не зови меня «сестренка». Ты знаешь, что я этого терпеть не могу.

— Ну почему же, я с удовольствием посмотрю, как ты танцуешь, — улыбнувшись ей, проговорил Александр. — Честное слово. Ну пожалуйста, Вирджиния. Судя по тому, что я слышал, это должно быть потрясающе.

— Ничего подобного, — возразила она и неохотно поднялась, поняв, что проще будет уступить, чем сопротивляться. — Ну ладно.

Каким-то образом она все-таки дотанцевала до конца. Она чувствовала себя так, словно угодила в глупое, даже смешное положение, но все-таки она дотанцевала. Малыш видел, что сестра нервничает, и потому аккомпанировал аккуратно и внимательно, во всем следуя за ней; Фред III был в великолепной форме. Когда они закончили, Александр похлопал в ладоши и сказал:

— Потрясающе. У тебя просто талант, — и Вирджиния почувствовала себя еще глупее. Наклоняясь, чтобы развязать чечеточные туфли, она увидела, что Мэри Роуз нагнулась к Александру и что-то прошептала ему на ухо. Он улыбнулся ей в ответ. Вирджиния буквально застыла в приступе непередаваемого горя и ужасной ревности. Малыш легонько подтолкнул ее:

— Давай, Пресвятая, пошевеливайся.

— Не зови меня так! — со злостью огрызнулась Вирджиния.

— А как ты ее назвал? — спросила заинтригованная Мэри Роуз.

— Пресвятая, — ответил Малыш, еще не вполне протрезвевший после выпитого за обедом. — Да-да, именно так, ты не ослышалась. Это ведь тебя в колледже так прозвали, дорогуша, да?

— Малыш, пожалуйста, заткнись, — взмолилась Вирджиния. — Очень тебя прошу.

— Как интересно, — не отставала Мэри Роуз. — А почему?

— Ну, это сокращенно…

— Малыш, пожалуйста!

— …от Пресвятой Вирджинии.

— По-моему, ничего особенного, — вежливо заметил Александр.

— Нет, это еще не все. Пресвятая Вирджиния, будущая Богородица. Имелось в виду крайне девственное состояние Вирджинии.[9] Тогда. В то время она прославилась именно этим. Конечно, никому не известно, как…

— Ну хватит, Малыш! — резко оборвал его Фред. — Вирджиния, пойди найди Бомонта и попроси его принести что-нибудь выпить.

Но Вирджинии рядом с ним уже не было. Сгорая от стыда и обиды, ничего не видя вокруг из-за брызнувших слез, она вылетела из комнаты, промчалась через холл, взлетела вверх по лестнице, домчалась до своей комнаты, захлопнула за собой дверь, заперла ее и бросилась на кровать. В горле у нее застыл такой комок боли, что она не в силах была даже рыдать. Она просто лежала неподвижно, разбитая, униженная, оскорбленная до глубины души, не зная, что же теперь делать. Ей показалось, что так прошли долгие часы; потом раздался стук в дверь.

— Вирджиния, это я, Малыш. Извини меня. Открой.

— Нет, — ответила Вирджиния. — Нет. Уходи.

Снова наступила тишина. Послышались удаляющиеся шаги Малыша. Потом опять раздался звук шагов, но других: они приближались медленно и как будто неуверенно. В дверь негромко постучали.

— Вирджиния? Это я, Александр. Открой дверь, пожалуйста.

— Нет.

— Тогда я буду сидеть здесь до тех пор, пока тебя нужда не заставит выйти.

Она немного полежала, раздумывая. Потом со смущенной и растерянной улыбкой на губах направилась к двери.

— Тебе пришлось бы долго дожидаться. У меня тут своя ванная.

— Можно мне войти?

— Почему же нет.

Он обнял ее одной рукой, подвел к кровати. Она тяжело опустилась на постель, он сел рядом с ней.

— Не понимаю, из-за чего ты так расстроилась. По-моему, в этом прозвище нет ничего обидного. Скорее даже наоборот. Слышала бы ты, как меня обзывали.

— Ну да, — она снова неуверенно улыбнулась ему, — поговорим опять о тебе и о твоем горьком детстве.

— Ну, что я думаю о твоем детстве, тебе известно.

— Дело не только в прозвище. А просто… во всем. В том, что меня заставили танцевать для тебя. Что Малыш, как всегда, одержал очередную победу. И в этой подлой Мэри Роуз.

— Подлой?

— Подлой. Вечно она старается чем-нибудь меня унизить. Она меня ненавидит.

— Мне она такой не показалась. Возможно, просто немного холодновата.

— Ну конечно! Я вижу, она тебе понравилась.

— Не особенно. Больше всего среди всех твоих домашних мне понравились твоя мама и ты.

— Вот как, — унылым голосом проговорила она.

— Вы не такие… ну, не такие уверенные в себе.

— Вот как, — повторила она.

Оба замолчали. Вирджиния подумала, что с его стороны это прозвучало почти как объяснение в любви и вряд ли он сможет объясниться лучше. Вряд ли.

Внезапно он повернулся к ней — лицо его было очень близко — и заглянул ей прямо в глаза.

— А ты все еще девственница? — спросил он.

Вирджиния была поражена, у нее в самом прямом смысле слова перехватило дыхание. Она изумленно уставилась на Александра.

— Зачем тебе это?

— Просто хочу знать.

— Вот как!

— Извини. Я понимаю, что это очень личный вопрос.

— Да.

— «Да», что личный, или «да», что ты девственница?

— И то и другое.

— Я так и думал, — сказал он. — Послушай… это никак одно с другим не связано. Но ты бы не согласилась выйти за меня замуж?

Глава з

Вирджиния, 1960

Венчание было намечено на апрель следующего года и должно было происходить в Нью-Йорке. Бетси и Фред и уговаривали, и умоляли Вирджинию, чтобы свадьба состоялась на Лонг-Айленде, но Вирджиния категорически отказалась. Она не стала объяснять причину, на самом деле заключавшуюся в том, что если бы свадьба и вправду происходила там, где хотели родители, то, несмотря ни на какие старания и усилия, она обречена была бы оказаться точной копией свадьбы Малыша и Мэри Роуз. Если бы это было возможно, Вирджиния вообще предпочла бы ограничиться тихой гражданской церемонией регистрации брака или же сбежала бы венчаться в Англию, но Александр заявил, что все графини в его роду выходили замуж с родительского благословения и устраивали соответствующие их положению свадьбы. Похоже, он не вполне сознавал всю странность того, что на свадебных торжествах не будет его собственной матери.