Екатерина Маркова - Актриса

— Боюсь, что уже трое… — Инга развернулась к Петру и прижалась лицом к его мощному, рослому телу. — Вот видишь, ты молчишь… Это всегда неожиданно для мужчины и всегда ожидаемо для женщины. И что бы ты сейчас ни сказал, уж это-то решение я способна принять самолично. Я так хочу иметь от тебя ребенка.

Петр проверил в зеркале над гримировальным столиком выражение своего лица и счел его никуда не годным. Недовольство, легкий испуг срочно надо было стирать, пусть придет ему на смену тихое умиление и восторг предстоящего отцовства. Но менять ничего не пришлось: Инга не собиралась демонстрировать свое заплаканное лицо и прятала его на широкой груди Петра.

— Девочка моя, это прекрасно, только пусть пока — совсем недолго — это останется нашей тайной.

И, не давая ей возможности что-либо возразить, Сиволапов поднял Ингу на руки и зажал ей рот долгим жадным поцелуем.

В коридоре послышались торопливые шаги, и Инга с Петром только успели отпрянуть друг от друга, как на пороге возникла фигура Домового.

— Ой, извините, — Севка поспешно опустил глаза, — меня Катя попросила забрать из гримировального столика коробку с ее вещами. Можно?

— Конечно, проходи, Сева. — Инга взяла щетку и, усевшись перед зеркалом, начала приводить в порядок растрепавшиеся волосы. — Как она себя чувствует?

— Пока так же. — Севка присел на корточки перед Катиным столиком, открыл боковые шкафчики. — Еще слишком мало прошло времени. Контрольный снимок ноги вчера сделали. Все срастается как надо. Она, конечно, жутко переживает. К юбилею так готовилась — и на тебе.

— Ну уж на юбилей-то можно ее привезти — будет сидеть в кресле, — возразил Сиволапов.

— Нельзя ей сидеть. Сотрясение мозга лечится лежа и в полном покое. Никакого телевизора, никаких книг. — Севка вздохнул и растерянно произнес: — Какую она коробку имела в виду?! Их здесь целых три.

— А ты возьми все — они же маленькие, Катя отберет все, что нужно, и ты обратно их сложишь, — посоветовала Инга.

Севка согласно кивнул и сложил все в целлофановый пакет с ручками.

— Ну, я пошел.

Он бросил быстрый взгляд на чемоданчик рядом с сидящей Ингой, на приготовленный листок бумаги с уже написанным крупно словом «Заявление» и с добрым, понимающим сочувствием улыбнулся Инге одними глазами.

— Славный какой, — задумчиво говорила Инга ему вслед. — Катя, должно быть, очень комфортно себя чувствует, постоянно ощущая рядом такую заботу… и, главное, такую необыкновенную радость, я бы даже сказала, восторг самоотдачи… Это нечасто встретишь.

Из приемника, висящего над ее головой, послышался мягкий голос помрежа Маши:

— Петр Алексеевич Сиволапов, вас просит зайти к ней в кабинет Алена Владимировна. Пожалуйста, поспешите. Ей надо срочно уехать.

Сиволапов виновато взглянул на Ингу. Она какое-то время молчала с непроницаемым выражением лица, потом сказала сухо, глядя в сторону:

— Иди. На ковер вызывают.

Хотела добавить еще что-то обидное и горькое, но сдержалась.

В этот торжественный для театра день постоянно дождливая, сумрачная погода точно снизошла до земных утех и решила принять участие в празднике. Чистый сухой воздух с откровенным целомудрием открыл взглядам прохожих много дней запеленатые влажным густым туманом голые стволы деревьев. Ярко-голубое, без единого облачка небо казалось только что умытым холодной ключевой водой — таким до восторга свежим и обновленным преподносилось оно людям. Над зданием театра, как обычно, кружили стаи голубей, но сегодня их белоснежное парение под бирюзовым куполом было особенно торжественным.

Актеры, монтировщики, реквизиторы, осветители, занятые в подготовке вечера, то и дело выскакивали во двор, чтобы еще и еще раз зарядиться той бодростью и энергетикой, которую сегодня так щедро расплескивала природа.

Юбилейный день пришелся на дежурство мадам Оболенской, и она поразила всех своей элегантной наружностью. Волосы были тщательно уложены волнами и, как заметил кто-то из актеров, напоминали головку Греты Гарбо. Из-под черного шелкового костюма воланами легчайшего шифона выглядывали белый воротничок и манжеты, и даже непременные ажурные перчатки сегодня заменили тоненькие атласные.

Гости начали съезжаться к семи. Въезд в переулок был перекрыт милицией, и пропускали только по приглашениям.

После полагающихся официальных речей и поздравлений правительства Москвы, различных общественных организаций и коммерческих структур на сцену стали выходить представители других московских театров — директора, главные режиссеры, артисты. Сцена была оформлена с огромным вкусом — тут уж постаралась сама Алена. Смонтированные из разных спектаклей декорации являли своеобразный сценографический коллаж — яркое и дерзкое сочетание несочетаемого, что еще раз позволяло в полной мере прочувствовать мощную индивидуальность главного режиссера.

Капустник, за который так все боялись, прошел на редкость удачно — актеры находились в приподнятом настроении, а непрекращающийся смех зрителей раскрепощал и придавал легкую импровизационность их самочувствию. Больше всех насмешила Женя Трембич, показывающая Алену, — она была одета осой с длинным тоненьким жалом, которым время от времени колола нерадивых артистов, круглые черные очечки подобострастно протирал громадным шейным платком Миша Трифонов, фактурный молодой актер, точно схвативший пластику и слегка по-сибирски окающую речь Сиволапова. А гудящий с резкими перепадами настроений голос осы — Алены — составил с ним невообразимо колоритный дуэт.

После капустника на сцену вышла Инга Ковалева. Так хороша она еще не была никогда. Блестящее черное платье с глубоким вырезом облепливало чешуей ее гибкое сильное тело, две тонюсенькие бретельки пересекали круглые красивые плечи, на длинной шее скромно поблескивал бриллиантовый крестик на черной бархотке, волосы, гладко зачесанные в низкий пучок, придавали ее облику одухотворенную скромность. Ей зааплодировали. Инга слегка наклонила голову, улыбнулась и начала рассказывать, какие развлечения ждут гостей. В конце своего устного путеводителя по этажам театра Инга сообщила, что рядом с баром работает секс-кабинет. Внезапно возникла эротическая мелодия в исполнении Фредди Меркури, и Инга одним резким движением головы разметала по плечам длинные, роскошные, усыпанные блестками волосы и, вторым движением, скинув платье, предстала перед обалдевшими зрителями в таком же черном чешуйчатом купальнике-бикини и в длинных, закрывающих колени серебряных сапогах на высоченной шпильке. Тут на нее с колосников посыпался дождь конфетти и серпантина, и Инга, поклонившись зрителям, зазывно поманила их вытянутыми руками, словно обнимая и обещая море блаженства, и, нарочито виляя бедрами, скрылась в портале.