Уроки вежливости для косолапых - Виктория Победа

даже петухи не орут.

И чего сбежала, спрашивается. Нравилось же все, я-то помню.

— Ну так что? — сверлит меня взглядом, и я чувствую себя, как преступник на допросе.

Честное слово, можно вытащить человека из органов, а вот органы из человека не вытянешь.

— Да перестань, не стал бы я за счет бабы самоутверждаться.

— Значит действительно понравилась.

Я молчу. Как-то не привык я свою личную жизнь обсуждать. У меня ее, впрочем, и не было этой личной жизни.

— Да он запал на нее, — за спиной неожиданно раздается голос Санька.

Мы с Глебом моментально оборачиваемся. Пацан стоит и входа, жует яблоко и таращится на нас.

— Во-первых, подслушивать чужие разговоры некрасиво.

— Да я случайно услышал, вы так громко разговаривали, — прожевывая кусок, отвечает Санек.

— А во-вторых, с набитым ртом говорить неприлично.

— Ты все время так делаешь, — парирует племяш.

— Ты мне стрелки не переводи. И давно ты тут стоишь?

— Не, — качает головой, продолжая жевать, — я за яблоком ходил.

— За яблоком он ходил, ты уроки сделал?

— Угу, — мычит и кивает в ответ.

— А если я проверю? — прищурившись, смотрю на пацана.

Он пожимает плечами.

Я знаю, что в этом нет необходимости, с учебой у него в принципе проблем нет, не считая семи двоек, но это даже забавно, учитывая обстоятельства.

— А биологию выучил? У тебя семь двоек, вообще-то.

— Так ты сам сказал пока не исправлять.

— Ты сказал не исправлять? — вмешивается Глеб. — Ууу, да ты, брат, потерян для общества.

— Отвали, а у тебя слишком длинный язык.

— А что я сказал? — Санька разводит руками. — Это же правда.

— Иди давай, в душ, чистить зубы и спать, раз все сделал. Детское время закончилось.

— Я не ребенок, — насупившись, отвечает Санек.

— Ага, взрослый.

— Взрослый, — повторяет обижено.

В этом вся наша проблема. Он слишком торопится повзрослеть.

— Иди давай, взрослый. Двойки после собрания начнешь исправлять.

— И все-таки она стремная, — заключает Санька, и наконец уходит.

Я устало откидываюсь в кресле и допиваю свой коньяк.

— Санек, значит, в курсе? — уточняет Глеб, когда Сашка исчезает из виду

— Сам догадался.

— Ну это как раз неудивительно, он пацан не глупый.

— Не глупый, — соглашаюсь.

— Так каковы дальнейшие шаги сего предприятия?

— Я же говорю, не имею ни малейшего понятия, завтра на собрание родительское схожу, там видно будет.

— Надо же, уже и на собрание ходим. Слушай, да тебе, Буров, оказывается ничто человеческое не чуждо.

— Глеб?

— Что?

— Нахер иди.

— Нет, брат, нахер — это к заднеприводным, а я домой, к любимой жене.

Он поднимается со своего кресла и даже не пытается скрыть самодовольное выражение на своем лице.

— Значит собрание, а что потом?

— Суп с котом, давай уже, к жене.

Глава 16. Продолжаем игру..

Михаил

Приехал пораньше, сам не зхная, зачем. Собрание было нуазначено на шесть часов и времени до него бьыло полно. Мог заехать пожрать нцормально, а вместо этого, прямо с базы сюда рванул.

Сначала я даже сомневался, сидел в машине, думал, что вообще делаю. Веду себя, как пацан прыщавый, Глеб прав, идиотизм.

Но сама возможность наблюдать за ее реакцией вызывает какое-то, если не незнакомое, то давно забытое чувство абсолютного удовлетворения.

Теперь вот смотрю на ошарашенную моим неожиданным появлением училку и думаю, что все правильно сделал.

— Марина Евгеньевна, познакомьтесь, Михаил Юрьевич Буров, член совета учредителей, — чересчур официально представляет меня директриса.

Беглянка, однако, на меня не смотрит.

— Чем обязана? — вроде со мной говорит, а в упор глядит на Воскресенскую.

— Михаил Юрьевич…

— Спасибо, Анна Николаевна, — я как-то слишком нетерпеливо перебиваю директрису, тем самым вынуждая Марину Евгеньевну осчастливить меня своим вниманием. — Я бы хотел поприсутствовать на уроке, если вы не против, — сообщаю, глядя на нее сверху вниз.

В прошлый раз она казалась выше.

— Видите ли, я приехал раньше, чем планировал, — объясняю свое появление, пусть это вовсе и не требуется, впрочем, как и разрешение, — полагаю, вы не будете против моего присутствия?

Надо отдать ей должное, в руки Марина Евгеньевна берет себя быстрее, чем мне хотелось бы. Растерянность, отразившаяся на ее лице при моем появлении исчезает в считанные секунды.

— Пожалуйста, — произносит твердо и смотрит мне прямо в глаза.

Не знал бы я наверняка, что узнала, поставил бы твердую пятерку, за актерское мастерство и умение держаться. Вот только я на тысячу процентов уверен в том, что узнала она меня, не так уж и пьяны мы были в ту ночь.

Если уж я опознал в этой бледной серой мыши в уродливых очках и с раздражающим меня до белого каления дебильным пучком на голове роковую красотку из клуба, то она-то и вовсе не могла не узнать во мне мужика, с которым провела ночь.

— Это еще что такое?

Наши гляделки прерывает пронзительный визг директрисы. Мне кажется, что от ее визга у меня в ушах вот-вот барабанные перепонки лопнут к чертовой матери.

— Марина Евгеньевна, я спрашиваю, что это такое?

Я просто инстинктивно перевожу взгляд на причину истеричного визга Воскресенской и на секунду столбенею, глядя на нечто… Шевелящееся и извивающееся.

— Черви, земляные, половозрелые! — четко и звонко рапортует Марина Евгеньевна, глядя не на свою непосредственную начальницу, которую, судя по бледности физиономии, вот-вот стукнет удар, а на медленно охреневающего меня.

В принципе я сам виноват, что решил прийти без предупреждения.

Сказать, что только что Мариша Евгеньевна меня урыла — значит ничего не сказать. Правда, сама пока этого не поняла.

Черви? Она серьезно притащила на урок червей?

Продолжая охреневать, я смотрю на мелкую училку, упрямо и сверляющую меня взглядом.

— Я боюсь спросить, что еще у вас тут половозрелого, Марина Евгеньевна?

Ну не мог я не задать этот вопрос, просто не простил бы себе. И глядя на то, как мгновенно вспыхивают щеки училки, как раскрываются шире ее большие карие глаза, испытываю неописуемое удовольствие.

— А вы не спрашивайте, и бояться не придется, — недолго подумав, отвечает Марина Евгеньевна, а я понимаю две вещи.

Первая — Санек был прав, и она слегка чокнутая, потому что нормальная бы червей в класс не притащила. Вторая — теперь эта чокнутая нравится мне еще больше.

Несколько секунд я просто с интересом ее рассматриваю, давя в себе желание сорвать с ее волос резинку.

Этот пучок станет причиной моих ночных кошмаров, если я увижу его еще хотя бы раз.

— Марина Евгеньевна, — внезапно напоминает о себе Воскресенская.

Я уже успел о ней забыть.

— Вы хоть понимаете, что это, — она пальцем указывает на парту, — уже ни в какие