Джудит Крэнц - Пока мы не встретимся вновь

— Ребенок уговорил тебя сделать то, чего ты не хотел? И я должна верить этому?

— Энни обладает еще большим, чем ты, даром убеждения, но чем дальше, тем отчетливее становилась мысль, что именно я должен учить ее. — Джок обернулся. — Прости, Фредди. Мне действительно жаль, что расстроил тебя, но ты же прекрасно знаешь, что я никогда не позволил бы ей рисковать даже самую малость. Ты простишь меня?

Фредди внимательно посмотрела на Джока. Она не видела его целый год и забыла, какой он крупный. Кабина «Пайпер Каба» казалась тесной для него. Серьезность почему-то делала его жалким, каким Фредди никогда его не видела. Почему она так злилась на Джока, весь этот год проявлявшего такую доброту к ее матери и к Энни?

— Все в порядке, Джок, я прощаю тебя. Но пожалуйста, больше никаких уроков, пока она не повзрослеет. Я ей все объясню.

— Скажи ей что хочешь. — Джок глубоко и с облегчением вздохнул. — Слушай, Фредди, а почему бы нам не полетать? Я всегда хотел полетать с тобой — ты ведь такой прекрасный пилот! — Как объяснить ей, что, когда она рядом, ему кажется, будто он поймал светлячка, единственного в мире, и больше всего боится упустить его.

— Нет! — с ужасом воскликнула Фредди, стараясь говорить спокойно.

— Ну хоть пять минут. Сейчас ведь самое лучшее время суток. Давай посмотрим на закат солнца. — Джок наклонился и захлопнул люк.

— Нет, Джок, не надо!

— Почему? Энни поймет, увидев самолет в небе.

— Я не могу, — оцепенело произнесла Фредди.

— Не буду, — сказал Джок, увидев, как она побледнела. Растерянность, боль и страх читались на ее лице.

— Я… О, черт побери, Джок, мои нервы — совсем никуда, — выпалила Фредди. — После катастрофы я избегала полетов, обманывала себя, убеждая, что ничего такого нет — просто я не готова. Но потом, когда пришлось лететь во Францию, я все поняла. Это был кошмар. Меня охватила жуткая паника, я обезумела от страха, и это не прошло до сих пор. Раздражительность, клаустрофобия, боязнь разбиться… Нет, я никогда больше не полечу! Кроме тебя, этого никто не знает. Я не могу об этом сказать — никто не поймет. Пожалуйста, не говори никому… Я не хочу, чтобы об этом знали.

— Ты не должна поддаваться этому, Фредди. Летать… Это слишком много значит для тебя. Ты должна начать все сначала. Ведь наездник, упавший с лошади, снова садится в седло. — Джок легким движением повернул ключ зажигания.

— Джок, перестань! Выключи мотор! О Боже, не поднимайся, ты, ублюдок! — кричала Фредди, но он уже направил маленький самолет в конец пустой взлетной полосы.

— Сиди и молчи. Я все контролирую. Тебе ничего не надо делать, — прокричал Джок, перекрывая шум мотора. — Пристегни ремень!

Фредди подчинилась. Не могла же она выпрыгнуть из самолета, а начни Фредди бороться с Джоком, это убило бы их обоих. Когда «Пайпер» стал набирать скорость, Фредди зажмурила глаза, сжала кулаки, обхватила себя руками и уперлась подбородком в грудь. Плечи ее были подняты, каждый мускул оцепеневшего тела напряжен, словно перед ударом. Почувствовав, что самолет оторвался от земли, Фредди сжалась еще больше, сердце неистово колотилось в груди.

— Вдохни поглубже! Ты очень уж испугалась, — крикнул Джок, набирая высоту. Фредди наконец перевела дыхание.

— Теперь лучше?

— Иди на посадку!

— Пока не откроешь глаза — не посажу самолет.

— Джок, прошу тебя, не мучай меня!

— Я не могу позволить тебе мучить себя! Открой свои глупые глазки и не будь дурочкой.

Фредди чуть приподняла веки. Да, он не посадит самолет, пока она не откроет глаза — это совершенно ясно. Сквозь полуопущенные ресницы Фредди украдкой взглянула на колени, потом выше, на штурвал, приборную панель и на руки Джока, державшие второй штурвал.

— Уже открыла. Теперь, ради Бога, посади самолет!

— Это называется открыла? Ты должна увидеть все, оглядеться вокруг, посмотреть на землю и понять, что летишь, как птица в небе, и конец света при этом не наступает. Когда первый офицер Мари-Фредерик де Лансель поймет, что законы аэродинамики не изменились и продолжают действовать, я, к своему глубокому удовлетворению, сочту возможным официально объявить, что ее глаза открыты.

— Ох, как ты любишь издеваться, чертов ублюдок! Для тебя нет большего удовольствия, чем мучить меня. Зачем только я тебе все рассказала, такому самодовольному, наглому, гнусному, подлому подонку! Как вообще могла дать тебе хоть малейшее преимущество над собой!

— Эй, да ты и вправду открыла глаза! У меня есть теория: невозможно злиться с закрытыми глазами. Не смотри так сердито! В этом есть свой смысл, не так ли?

— Оставь свои теории до посадки. Ты ведь обещал.

— Я сказал, когда ты оглядишься вокруг, посмотришь на землю, а ты пока посмотрела только на кабину самолета. Ты как будто в автомобиле.

Стиснув зубы, Фредди осторожно повела глазами из стороны в сторону, потом, не меняя положения тела, медленно придвинулась на несколько сантиметров к иллюминатору и посмотрела вниз и тут же вернулась в прежнее положение, уставившись в ветровое стекло.

— Увидела что-нибудь интересное?

— Очень забавно!

— Да? Ну и что же ты увидела? — настойчиво спрашивал Джок.

— Проклятый ублюдок! Увидела то же, что и всегда, а ты думал, стадо слонов?

— Никогда не знаешь… Это прелестное дикое место на самом краю пустыни — можно потеряться, пока узнаешь его.

— Ты думаешь, я его не знаю?

— А ты что, хорошо знакома с местным ландшафтом? — спросил Джок.

— Ты прекрасно знаешь, что в этих краях я училась летать и с маленького аэродрома неподалеку отсюда совершила своей первый полет.

— Я не знал. Да и откуда мне знать? Ты думаешь, мне хорошо известны подробности твоей биографии?

— Наверное, нет. — Фредди стало смешно. В самом деле, откуда ему знать. Опытные пилоты никогда не рассказывают, где и когда совершили первый полет — разве что собравшись вместе и вспоминая прошлое.

— Не помню, рассказывал ли я тебе о своем первом полете? — спросил Джок.

— Нет, да и плевать мне на это. Я хочу только приземлиться, — гневно потребовала Фредди.

— Хорошо, прекрасно. Минуточку! Сейчас я тебе об этом расскажу. Это было в день моего шестнадцатилетия. Мой инструктор, конечно, знал, что я до смерти хочу полететь сам. У меня было девять часов, и я сгорал от нетерпения. Дело было на маленьком аэродроме поблизости от Сан-Хуан Капистрано. Я пришел после школы и немного опоздал, но подумал: сегодня или никогда. Ну вот, мой инструктор дал мне выполнить все упражнения, даже самые рискованные, ни словом, ни взглядом не показывая своего к этому отношения. Потом, когда время урока истекло, этот парень — Господи, никогда его не забуду! — говорит: «Джок, веди самолет к месту парковки». Когда мы туда подрулили, он, как всегда, спрыгнул первым и сказал: «Знаешь, сынок, пойду-ка выпью кофе — тебе еще рано его пить, — а ты пока полетай, сделай упражнения еще несколько раз. Увидимся позже». И ушел не оглядываясь. Так вот, вначале я удивился: неужели он хочет, чтобы я летел один! А потом вскочил в самолет, издал дикий вопль и поднял машину в небо… да… Знаешь, Фредди, что я при этом почувствовал? Это ведь невозможно описать! Понять может только тот, кто испытал это сам. Мне хотелось не возвращаться на землю, а летать всю ночь, пока не кончится топливо, пока не увижу мерцающие звезды. И вдруг я понял, что уже совсем стемнело. Я на полной скорости, старясь избежать тряски, вернулся обратно… и полет был закончен. Да… январь 1936 года. Только на самом деле он никогда не заканчивается — и слава Богу! Порой кажется, что волнение ушло, ты потерял способность удивляться, и вдруг все это вновь возвращается. Как сегодня: глядя на маленькие ручки Энни на штурвале, я подумал о тебе. Мне так хотелось, чтобы ты была с нами и видела ее лицо. Да, вот так. История моей жизни. Прелестная и совершенно необычайная, правда? Такое, думаю, не происходило ни с кем и никогда. Уникальный опыт, достойный упоминания в авиационных анналах. — Джок откинулся на спинку кресла. — Ой, ужасно хочу спать, просто засыпаю… столько волнений за один день… кажется, я начинаю стареть, а, Фредди? Возьми штурвал.