Розмари Роджерс - Любовная игра. Книга вторая

Она почти упала на него, когда другая его рука нашла ее под водой и его большой палец дразняще толкнулся взад и вперед, заставив ее вздрогнуть, сделав снова мягкотелой и ни о чем не думающей.

— Прикоснись ко мне, carissima. Пожалуйста.

Его голос был грубым и настойчивым, но мысль о том, что он на самом деле сказал ей «пожалуйста», чуть было не лишила ее сознания перед тем, как она вытянулась почти вслепую и сделала то, о чем он просил.

Животное… животное… животное, вопил в ее мозгу обвиняюще глумливый голос, но она зашла уже слишком далеко, чтобы остановиться самой или остановить его, и спустя какое-то время окружающее перестало существовать для них, она вцепилась в него, как утопающая, вонзая ногти в его плечи, пока она поднималась и падала, поднималась и падала с неистовством и поглотившим ее приливом желания и, наконец, обессилела, тяжело дыша и ткнувшись лицом ему в шею, тогда как внутри она еще продолжала содрогаться, спазм за спазмом следовали один за другим, как подземные толчки после землетрясения.

— Ты мегера! — ругался он одновременно по-английски и по-итальянски, опершись на локоть и косо глядя на нее. — Я же предупреждал тебя, чтобы ты следила за своими острыми когтями. Как я объясню эти серповидные шрамы другим моим женщинам?

Сара отдыхала с закрытыми глазами, ее тело было восхитительно насыщено. Но его слова, если не его голос, казалось, всегда предназначались, чтобы раздражать ее. Другие женщины! Он осмеливается говорить сейчас о других женщинах? Особенно после пылких, невероятно чувственных слов, которые он шептал ей в ванне и после, когда принес ее (принес с блаженством, мысленно повторила она) назад в постель, чтобы снова медленно заниматься с ней любовью.

Ни сделав ни единого движения, она поборола искушение открыть глаза и свирепо посмотреть на него.

— Вы хотите сказать, что ни одна из них не является такой пылкой, как я? Все другие мои любовники были бы польщены, если бы смогли заставить меня так… забыться.

— Мне тоже следует гордиться, имея на спине трофеи этой необузданной страсти, которую в вас так легко возбудить? Бедный Карло!

Действительно, бедный Карло. Он осмеливается… учитывая то, что Дилайт и Карло уже предположительно обручены и влюблены друг в друга.

Открыв глаза, она встретила его внушающий опасение взгляд, но, несмотря на это, сказала беспечно:

— О, Карло как раз любит это! И, конечно, он умеет возбуждать во мне гораздо больше необузданной страсти, чем кто-либо другой — вот почему я решила, что Карло может быть единственным мужчиной, за которого я отдала бы всех остальных!

С какой прозрачной искренностью смотрели на него ее лицемерные зеленые глаза, пока она произносила свое оскорбительное заявление. С его стороны потребовалось определенное усилие, чтобы побороть искушение задушить ее и заставить немедленно замолчать, хотя он не мог устоять против того, чтобы сдавить ее шею пальцами и встряхнуть с такой силой, что увидел страх, мелькнувший в ее глазах.

Он заговорил сквозь сжатые зубы, и каждое резкое слово буквально обрушивалось на нее.

— Карло! Боюсь, что тебе лучше оставить мысль о замужестве с Карло или о том, что ты будешь иметь что-либо общее с ним, или с кем-либо еще! Я знаю, какой сукой ты была и насколько ты изворотлива, но, позволь предупредить, что я намерен держать тебя здесь как свою новую маленькую игрушку — мою шлюху и мою забаву, пока не устану от тебя. Но до того дня, будь уверена, ты не ляжешь ни с одним мужчиной, кроме меня, и ты будешь здесь для моего употребления, когда я захочу! Ты поняла это?

Сара почувствовала, как все поплыло у нее перед глазами, и она вцепилась ему в его лицо, расцарапав его в кровь.

— Нет… прекрати, нет, черт тебя побери!

В следующее мгновение она почувствовала резкую слепящую боль, черноту и пляшущие огоньки, поняв несколькими минутами позднее, что он ударил ее ладонью по лицу, отчего ее голова откинулась в сторону.

— Я слышал, ты часто говорила, что я атавизм моих мавританских предков, — произнес он, когда она разразилась потоком слез, которые не могла удержать. — Ты, возможно, права. Тебе не следовало вызывать дьявола, mi amante[18], если ты не подготовилась к последствиям.

Обрывки сказанного им с трудом доходили до нее в то время, как она, рыдая, сердито опровергала его.

— Я не буду! Вы не можете сделать меня… я не буду вашей… вашей захваченной в плен рабыней!

— Будешь, будь уверена, будешь тем, что я захочу! — зловеще предупредил ее его голос. — И если ты вынудишь меня, я, подобно моим предкам, не колеблясь привяжу тебя с расставленными ногами к этой постели и буду делать все, что захочу, с твоим белым извивающимся телом. Но, может быть, ты этого и хочешь?

Его голос понизился до хриплого коварного шепота, который заставил ее вздрогнуть. О Господи, он действительно это сделает!

Она сквозь рыдания попыталась отвергнуть ужасную мысль своими протестами.

— Нет! Об этом узнают… слуги… каждый! Что вы держите… любовницу силой. Карло узнает — я расскажу ему, и он всегда будет ненавидеть вас. Я расскажу каждому — всем газетам… Интерполу!.. Я… Я…

— Вы не сделаете ничего подобного, и вы знаете об этом, не правда ли? Пылкая маленькая лицемерка.

Все еще рыдая, она беспомощно извивалась под его хваткой.

— Вы будете наслаждаться каждой минутой и каждым часом вашего… вынужденного пленения, вы, возможно, закончите тем, что будете умолять меня позволить вам остаться — после того как я буду сыт вами.

Его игрушка… забава… которую держат здесь для того, чтобы он ею пользовался!.. И если она не покорится, он овладеет ею, связанной и беспомощной, тем способом, который ему понравится…

— Я ненавижу вас, я ненавижу вас. Даже если вы… вы принудите меня к… я никогда не смогу перестать ненавидеть вас!

— Да? Тогда докажи это, моя маленькая лгунья! Докажи это себе и мне!

Она издала последний отчаянный нечленораздельный крик ярости и беспомощности, прежде чем он необъяснимым образом перешел от жестокости к притворной нежности, задабривая ее множеством поцелуев, которые закрыли ей рот, и дразнящим интимным прикосновениям рук, которые начали собственнически шарить по ее трепещущему телу.

— Ах, сага! Почему ты довела меня до такой ярости. Извини, что я ударил тебя так сильно, что заставил заплакать… Сделать ли мне что-либо, чтобы загладить это? Сделать?

Его рот приблизился к ее губам так близко, что она почти почувствовала давление его губ. Каким образом он так быстро превращается из дикого зверя в нежного любовника? Она не хотела его ласк, его поцелуев, его прикосновений, но он уже показал ей с презрением, как мало значат для него ее возражения. Даже если она будет сопротивляться ему, он скоро сделает ее беспомощной.