Люси Монро - Вкус любви

Аманда заставила себя ответить на его слова, а не на свою реакцию на него.

— Я бы, наверное, нервничала, когда между мной и стихией всего лишь тонкая стена стекла.

— Она не тонкая.

Правильно. Он говорил, что стена укреплена.

— И все же это стекло.

— Полагаю, вы чувствовали бы себя уютнее, если бы окна можно было закрыть шторами и не видеть то, что за ними. — Его голос звучал не снисходительно, а просто задумчиво.

И он был прав.

Она пожала плечами:

— Это не мой дом, так что вряд ли это имеет значение. — Она повернулась к нему.

Его черные волосы были все еще мокрыми, поэтому он ограничился тем, что просто зачесал их назад. На нем были джинсы и больше ничего. Он вообще когда-нибудь носит рубашку? С этой своей загорелой кожей он выглядел словно древний воитель.

— Хорошо поплавали?

Теперь наступила его очередь пожать плечами, отчего мускулы на его груди заиграли.

— Я плаваю не для удовольствия. Плавание самый эффективный способ закончить тренировку.

— Вы же не собираетесь убеждать меня, что не получаете удовольствия от занятий боевыми искусствами. Ваши действия слишком искусны, чтобы выполнять их просто для физической нагрузки. Кстати, какого цвета у вас пояс?

Ее бы очень удивило, если бы он оказался не черным.

— А это имеет значение? — Он смотрел на нее так, будто она была жуком на булавке: с любопытством ученого и чем-то еще, что можно было бы, не знай она его, принять за мужской интерес.

— Да, в общем, нет. Я просто поддерживаю разговор. — Его навыки общения явно не на том же уровне, что другие его способности. По какой-то причине она находила это весьма располагающим. — С вашей стороны было бы вежливо ответить на вопрос, если только у вас нет каких-то причин не отвечать.

Две полоски румянца появились на его высоких скулах, указывая на то, что он понимает, как трудно дается ему вежливое обхождение, и что его на самом деле беспокоит этот факт.

— У меня черный пояс.

— Впечатляет!

— Правда? — Его, кажется, искренне интересовал ее ответ, в серых, как грозовая туча, глазах отразилось любопытство.

— Да. Это потрясающе. Ведь чтобы добиться такого, требуется много самодисциплины и работы.

Он, похоже, задумался над ее словами.

— Это еще не все, что нужно делать.

— Что вы имеете в виду?

— Я начал учиться таэквондо у дяди моей матери, когда мне было четыре года. К тому времени я уже ходил в школу, где все дети были старше и крупнее меня. У меня не было товарищей для игр, так что тренировки с дядей хоть как-то развлекали меня.

Трудно представить, что когда-то он был меньше одноклассников, ведь теперь он стал таким крупным мужчиной.

— Эрик говорил, что вы были одаренным ребенком.

— Да.

— Наверное, трудно быть младше всех вокруг вас?

Выражение какого-то затаенного одиночества и боли промелькнуло в его мужественных чертах, прежде чем он коротко кивнул.

— Джейкоб подал ужин.

Такая резкая перемена темы потрясла ее.

Он обошел ее и нажал кнопку, открывавшую стеклянную панель.

— После вас. — Он церемонно протянул правую руку. Она улыбнулась и, проходя мимо него, была шокирована, почувствовав, как он потянул ее за хвост.

— Мне нравится. Он не такой консервативный. — Он тут же отпустил ее, так что она не обиделась.

Она посмотрела вниз на свою одежду и босые ноги.

— Я бы сказала, что сейчас мы оба очень далеки от консервативности. — Но внутри что-то кольнуло от его определения ее привычной манеры одеваться. В её устах это прозвучало так, будто она одевается как старуха, но, хотя ее одежда и была консервативна по стилю, она всегда старалась придерживаться определенного уровня элегантности.

Но стоит признать, что она никогда не носила ничего даже отдаленно сексуального или чересчур женственного.

— Этот серый вам идет. Для вашего цвета волос у вас очень бледная кожа. Очаровательный контраст.

Прежде чем ответить, она позволила ему усадить себя.

— Я похожа на прабабушку, а в южной Калифорнии моя «нездоровая бледность» не считается очаровательной.

— Вы говорите, будто выглядите больной, но это не так.

— Я не загораю. Я сгораю. А для большинства калифорнийцев это действительно болезнь. — Она коротко рассмеялась, стараясь превратить все в шутку, но в памяти всплывало время, проведенное в солярии, когда она подростком пыталась приобрести «правильный вид».

— Те, кто много загорает, больше других рискуют заболеть раком кожи. К тому же их кожа преждевременно стареет.

Она многозначительно посмотрела на его обнаженный торс.

— Сейчас, став взрослой, я это понимаю. Подростком меня это не заботило. Я просто хотела быть как все. — Даже если бы она загорала, у нее все равно было гораздо больше выпуклостей, чем у остальных девочек.

Он посмотрел на себя, потом снова на нее.

— После многих часов в лаборатории мне нравится чувствовать солнечное тепло, но я не лежу часами на солнце, чтобы стать как можно темнее.

Она посмотрела на его оливковую кожу:

— Вам это и не нужно.

— И вам тоже.

Очень мило с его стороны сказать это, и, может быть, он действительно считает бледный цвет лица очаровательным.

— Это не имеет значения. Я уже много лет назад отказалась от всех попыток загореть.

— Хорошо.

Она улыбнулась.

— Я знаю, каково это — чувствовать себя не таким, как все, и не иметь возможности стать похожим на окружающих.

— Вряд ли у вас были проблемы с внешностью. — Он был слишком хорош.

Он не возгордился от комплимента, как сделали бы многие калифорнийцы.

— Моей проблемой был возраст, — сказал он, повторяя то, что уже говорил раньше.

— Когда-нибудь становилось легче?

— Мне казалось, что да, какое-то время, когда я был подростком.

— Что же случилось? — Попытается ли он осадить ее за то, что она лезет не в свое дело, более того, в то, которое не имеет никакого отношения к причине ее приезда? Но она не могла противостоять сжигавшему ее изнутри желанию лучше узнать его.

— Я пытался делать то, что делали окружающие меня взрослые.

— Очень типично для подростка.

— Да, в общем, многие подростки стараются вести себя друг с другом по-взрослому. Меня же окружали люди на несколько лет старше и имевшие в миллион раз больше жизненного опыта.

— Это было болезненно.

— Можно сказать и так. Зато я понял много важных вещей.

Она не стала расспрашивать дальше, но, может быть, однажды он сам расскажет ей. Потом она отругала себя. О чем она думает? Как только их компании объединятся, она больше никогда не увидит его.

— Поэтому вы теперь живете на острове и работаете дома, так что вам не приходится ни под кого подстраиваться?