Ирина Дробков - Не было бы счастья...

Мы немного помолчали.

Чтобы как-то поддержать разговор, я сказала:

— Катя — общительный ребенок, но далеко не ко всем она так доверчива. Я какое-то время наблюдала за вами и, признаюсь, была удивлена...

Павел вопросительно взглянул на меня.

— Мне кажется, у вас есть педагогические способности, — пояснила я. — Вы так хорошо играли с ней, так запросто, как будто вы равные... Я даже немного позавидовала.

— Вы думаете, для этого нужны какие-то особые способности? — улыбнулся Павел.

— Далеко не все взрослые умеют играть и ладить с детьми...

— Наверное, только те, кто не умеет забывать о своем возрасте, — мягко заметил он.

— Об этом и речь... Иногда мне кажется, что Кате со мной скучно. Она подвижная, любознательная, я стараюсь, но у меня не хватает сил, чтобы дать ей все сразу.

Павел на секунду задумался, лицо его посерьезнело.

— А может, вы, Марина, слишком придирчивы к себе? Не думаю, что надо давать все сразу. Вы любите Катю, и, мне кажется, для ребенка нет ничего важней и нужней любви, а остальное вы дадите ей по мере сил и возможности... — Павел внимательно посмотрел на меня и, как мне показалось, после недолгих колебаний продолжил:

— По-моему, вы вообще не очень уверенный в себе человек.

— Неужели это так заметно? — против воли вырвалось у меня.

— Не скажу за всех, но мне заметно, — просто отозвался он. — Конечно, только дураки ни в чем не сомневаются, но вам стоит поверить в свои силы. Иначе вы и сами ничего не сможете добиться в жизни, и ребенок ваш станет таким же неуверенным... Вы ведь согласны, — осторожно поинтересовался он, — что в детях особенно развита интуиция, они всегда безошибочно чувствуют наше настроение и учатся жить на нашем примере, другого у них пока нет.

Задумавшись, я сразу замкнулась в себе.

— Вот черт! — выругался Павел.

Я удивленно взглянула на него.

— Опять я вас расстроил... Вечно я что-то не то говорю... — Вид у него был огорченный и виноватый. — Сам не знаю, почему каждый раз, когда оказываюсь рядом с вами, меня точно в бок кто-то подталкивает, и не хочу, а начинаю вас поучать... Мне всегда хочется как-то вас поддержать, успокоить, а получается наоборот... только расстраиваю... Марина, простите меня и забудьте... Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

— О чем, например? — вяло отозвалась я.

Настроение у меня резко ухудшилось. Мне-то было понятно почему — беспомощность или раздражает, или вызывает жалость. В Павле я, видимо, вызывала второе чувство. Я и сама постоянно корила себя за нерешительность и неумение сконцентрироваться на главном, а о чем говорить, чтобы не затрагивать никаких чувств, я просто не знала. Но Павел недолго думал над выбором новой темы.

— Вы сказали, что какое-то время наблюдали за мной и Катей... — начал он. — И что же, совсем не удивились, увидев меня?

Я быстро взглянула на него и сразу отвела глаза. «Ну вот, нашел безопасную тему», — в смятении подумала я. Его близость уже сама по себе не добавляла мне спокойствия, так что и без его коварных вопросов я сидела как на иголках... Павел ждал и я должна была что-то ему ответить.

— Нет, удивилась, конечно... Но, кажется, я уже начинаю привыкать... — нашла я в себе силы признаться.

Павел улыбнулся.

— Это уже лучше, — протянул он. — У вас здесь дача или вы приехали в гости?

— Да скорее в гости... Дача принадлежит моей маме и ее мужу. Но мы с Катей бываем здесь чаще, чем они. А как вы здесь оказались? Вы давно на пляже? Я вас не заметила...

— А я не заметил, чтобы вы старались кого-то заметить... — парировал он. — Прошли в двух шагах от нас и даже не взглянули.

Павел махнул рукой в сторону небольшой компании, расположившейся у тропинки, по которой мы с Катей вышли к морю.

Моя мама называла меня «вещью в себе».

— Ты живешь, — говорила она, — словно вокруг тебя ничего и никого нет, словно по пустыне бредешь... Марина, пора наконец спуститься на землю.

Павел тоже однажды уже назвал меня любительницей считать ворон, поэтому я и не стала оправдываться.

— Не знаю, почему я не решился окликнуть вас, — меж тем продолжал он.

— Так у вас тоже бывают сомнения? — слегка поддела его я.

— Бывают с некоторых пор, — туманно ответил Павел.

Как расценить это его признание, я не знала, а потому поспешила спросить:

— А как же ваши друзья? Они не обидятся, что вы так надолго их оставили...

Я взглянула в ту сторону, куда он указал. Там сидели две женщины, мальчик лет десяти и мужчина. Они были довольно далеко, и лиц я разглядеть не могла.

— Ничего страшного, — ответил он. — Они необидчивые...

«Все, может быть, и нет, — с уже знакомым уколом ревности подумала я, — но вот одна из женщин наверняка...»

— Мне кажется, вы не о том подумали, — будто прочтя мои мысли, вкрадчиво произнес Павел.

— Откуда вам известно, о чем я подумала? — спросила я, испугавшись, что он и правда мог это узнать.

— По вашим глазам, конечно, — сверкнув улыбкой, сообщил он. — Вам раньше никто не говорил, что у вас очень откровенные глаза, они все говорят за вас...

— Перестаньте надо мною подшучивать. — Я хотела было рассердиться, но почему-то не смогла.

— Я вполне серьезен, — откликнулся он. И тут же снова принялся за старое: — Иногда я думаю, что вы вполне могли бы обходиться без слов...

«Вот негодяй», — подумала я и демонстративно отвернулась от него.

— Это мои друзья... и только, — мягко произнес Павел, легким нажимом оттеняя последнее слово.

Щеки мои залила краска, но вместе с этим я испытала облегчение, я почему-то поверила ему, хотя, с кем он пришел на пляж — с друзьями или со своей возлюбленной, — меня, казалось бы, не должно было волновать.

Желая поскорее замять возникшую неловкость и вдруг осененная догадкой, я спросила:

— Так у вас тоже здесь дача?

— Не совсем... — чуть помедлив, ответил Павел. — Скорее, просто дом. Дом моего детства, — уточнил он.

Но я все равно ничего не поняла и вопросительно посмотрела на него.

— Не удивляйтесь, я здесь родился и вырос, — пояснил он. — Шесть лет назад, когда у меня появились деньги, выкупил его. К тому времени все соседи уже разъехались, только моя мать все еще жила там.

— А как ваша мама попала в этот поселок?

Павел в раздумье взглянул на меня.

— Это не очень веселая история, боюсь вас снова расстроить, — предупредил он.

Мне стало неловко, я почувствовала, что коснулась чего-то очень личного и не простого...

Выудив из песка гладкую, отшлифованную морем палочку, Павел повертел ее в руках и сказал:

— Мама попала сюда в конце сорок четвертого вместе с бабушкой. Здесь было что-то вроде пересыльного пункта — направляли на работу в Германию. Взрослых... — добавил он.

— А детей куда? — вырвалось у меня.