Как поцеловать кинозвезду - Дженни Проктор

сгладить. Я бы и других актёров не узнала.

— Вообще не задело, — отвечаю. — Наоборот, это было даже приятно. И сыграло тебе на руку. Именно потому, что ты так равнодушна, я спокойно разрешил тебе вернуться.

Она смеётся резко и громко.

— Ха! Сёстрам бы это услышать. Они постоянно подшучивают надо мной, мол, я чересчур занудная. Если бы они только знали…

— Так они не знают? — уточняю я.

— Они знают, что мы познакомились. Но не знают, что я прихожу сюда на наблюдения, — говорит Одри. — Я ведь обещала, что никому не скажу.

— Ну да, но это же твоя семья.

— Может и так, но они… скажем так, фанатки. А я не хочу, чтобы они каждый день выспрашивали, как всё прошло. И выкладывали в Инстаграме. Поверь, так лучше.

— Что ж, спасибо тебе за сдержанность. — Мы на секунду замолкаем, потом я спрашиваю: — Они правда просили тебя рассказывать всё по пунктам?

— Расскажи, что он сказал, — отвечает она на выдохе, подражая сестринскому тону. — И что он сделал. Во что он был одет? Ты его трогала? А он тебя?

Я усмехаюсь.

— Ты, наверное, терпеть этого не могла.

Она смотрит на меня с любопытством.

— Ты начинаешь меня понимать, Флинт Хоторн.

Если уж я и что-то понимаю, так это то, что эта женщина не похожа ни на одну из тех, кого я встречал. Она умна — это очевидно. Но в ней есть такая внутренняя устойчивость, которой я по-хорошему завидую. Одри Каллахан абсолютно не волнует, что о ней подумают. Настоящая. Вот нужное слово. Она искренне собой и это притягивает.

Я толкаю её коленку.

— Знаешь, что я думаю, Одри?

Она улыбается чуть застенчиво.

— И что же?

— Думаю, ты просто не те фильмы смотрела.

Она морщит лоб, словно не согласна.

— Сомневаюсь. Но если подберёшь что-то, что, по-твоему, мне подойдёт — я готова попробовать.

— Вызов принят, — говорю я. — Начну исследование уже сегодня. — Протягиваю ей крышку от бутылки, которую всё это время держал в руке. — Слушай, а ты голодна?

Одри берёт крышку — её пальцы касаются моих. И задерживаются чуть дольше, чем нужно, прежде чем она резко отдёргивает руку, опускает глаза и быстро закручивает бутылку. Потом прочищает горло.

— Что?

— Ты голодна? — повторяю я. — Еда вот-вот будет готова, и её полно. Можешь спокойно подойти, взять тарелку.

Она явно сглатывает. Её взгляд метается от меня к бассейну и обратно.

— Обещаю, моя семья никого не съест. Они хорошие. Свои. Сильвер-Крик.

Она кивает.

— Кажется, я училась в средней школе с Ленноксом.

Значит, она старше меня. Фиксирую про себя и добавляю в быстро растущий список всего, что меня привлекает в Одри Каллахан.

— А в старшую не в Сильвер-Крике ходила?

Она качает головой.

— Я училась в NCSSM. В Роли.

— Это Северокаролинская…

— Школа науки и математики, — заканчивает она. — Я правда была тем ещё ботаном, Флинт.

— Да ну? — говорю я. — Не заметил.

Щёки её заливает румянец, но по улыбке, которая расплывается на лице, видно — шутка ей понравилась.

— Серьёзно. Пойдём поешь с нами. Броуди — вообще фанат математики. Так что за столом точно найдётся кто-то, кто говорит на твоём языке.

Она кивает.

— Ладно. Если ты уверен, что твоя семья не будет против.

Да они будут только за. Но мне сейчас есть о чём подумать поважнее.

Например, какой фильм может изменить мнение Одри Каллахан.

Глава 7

Одри

Я улыбаюсь, когда мать Флинта, Ханна, опускается в кресло на другом конце длинного стола на террасе у дома.

— Как тебе бургер? — спрашивает она, пока я доедаю последний кусочек.

Я беру салфетку и вытираю пальцы.

— Честно? Возможно, это был самый вкусный бургер в моей жизни. Что в нём было такого особенного?

— О, да там, наверное, много всего, — отвечает Ханна. — Леннокс всегда пробует что-то новое. Но, думаю, именно трюфельное масло сделало его таким вкусным в этот раз.

Где-то в глубине сознания я понимаю, что происходящее — по-настоящему важный момент.

Я ужинаю в доме Флинта Хоторна.

С семьёй Флинта Хоторна.

Даже если меня не особенно впечатляют знаменитости, я всё-таки не настолько далека от реальности, чтобы не понимать, насколько это может поразить среднестатистическую тридцатилетнюю женщину.

Ох… тридцать.

Я до сих пор не привыкла к этому числу. Мои сёстры говорят, что я была шестидесятилетней с семи лет — мол, у меня энергетика пожилой женщины. Но одно дело — такая энергетика, и совсем другое — когда тело тоже начинает ощущаться возрастным. Мой тридцатый день рождения запустил в голове целый ураган тревог по этому поводу.

Я учёная. Я знаю, как всё работает. Знаю, что я уже родилась с тем набором яйцеклеток, который у меня есть, и с каждым годом их жизнеспособность снижается.

Даже не начинайте со мной разговор о том, насколько это несправедливо — мужчины могут становиться отцами хоть до девяноста пяти, если у них всё функционирует. А женщины? Нам, конечно, разрешили «всё иметь»: карьеру, образование, руководящие должности… Но если ты хочешь семью? То уж пожалуйста, влюбись до тридцати пяти. Без давления, конечно. Будто получить докторскую степень — это быстро. Будто во время аспирантуры у тебя вообще есть хоть какая-то личная жизнь.

Успеешь!

Женщины могут иметь всё!

Иногда хочется кричать.

Женщины не могут иметь всё. Не без серьёзных жертв. А ведь я действительно хочу всё. Я люблю быть учёной, но думаю, что могла бы полюбить быть и женой. Может, даже мамой… если мои яйцеклетки продержатся ещё немного.

Я оглядываю задний двор Флинта. Его братья и сёстры сидят, едят, нянчат младенцев. Оливия, его сестра, управляет фермой Стоунбрук вместе с Перри — значит, у неё получается совмещать и то и другое. А Тэйтум… кажется, она шеф-повар? Может, дело не в выборе между «или-или», а просто во времени.

И, возможно, мои сёстры правы, когда говорят, что если бы я больше времени проводила с людьми, а не с животными, всё выглядело бы не так безнадёжно.

Ханна смотрит поверх моего плеча и улыбается, указывая рукой.

— Смотри. Ради этого ты ведь здесь, правда?

Я оборачиваюсь и вижу пару белок, перебегающих по траве у бассейна, прежде чем они взлетают по стволу ближайшего дерева.

— Они забавные, правда? — Я качаю головой. — Хотя, наверное, не для всех. Это же просто белки. Я знаю, что это просто белки. Это даже смешно — думать, что кому-то может быть до них дело…

Ханна накрывает мою руку своей.

— Дорогая, нет ничего плохого в том,