Игры со льдом - Ринат Рифович Валиуллин

повезли тебя сразу в травму, я даже не успела с трибуны спуститься.

– Так они тебя отпустили?

– Ну да, то есть я сам сбежал. Чего мне там лежать, я же здоров, руки-ноги целы.

– А голова как?

– Гудит.

– Ну как же так. Я не понимаю, зачем ты сбежал, с сотрясением надо бы еще полежать в больнице, может, двух дней мало.

– Я что, два дня там провел?

– Да. Я к тебе приходила и Гузя. Помнишь?

– Охренеть. Я думал, мне это приснилось.

– Ты точно в порядке?

– Да. Сам не понимаю, все было как в тумане, откуда доктора появились и зачем повезли меня в больницу, я здоров, руки ноги на месте, полежать я могу и дома с тобой.

– Ты неизлечим.

– Именно, – обнял Макс Вику и повел ее за собой в комнату. Вика повиновалась. Кофе так и остался в недоумении остывать на столе. Страсти переметнулись в спальню, там закипели чувства, полетели на пол вещи, тела задышали прерывисто, они захотели срастись друг с другом навечно. В этом буйном танце любви они, соприкасаясь кожей, жадно рассказывали, как соскучились друг по другу.

Сценарист: Барабаны поддерживают ритм, а шайба влетает в ворота. Сладкая болельщица истошно кричит на трибуне.

Режиссер: Да, пожалуй, так будет лучше. Здесь мы сможем сохранить ритм. Отличный ритм и драйв чувствуется, все как в игре. И главное, болельщица – она словно любовь, которая пытается докричаться до сердца. Я даже знаю, кого я возьму на главные роли.

Сцена 12

Макс приходит на стадион, на тренировку, он весел и полон оптимизма. Со всеми здоровается, пытается завести разговор, но чувствует холодное приветствие (флешбэк – снова лицом бьется об лед). Он не понимает, что происходит. Максу дают понять, что гола не было.

– А что все кислые такие? Или не рады меня видеть?

Саша Пичугин ухмыльнулся в ответ, остальные просто продолжали переодеваться. Все звали его Печа, кроме созвучия в фамилии, он был горяч и непредсказуем. У него и раньше были с Максом терки. Борьба за первое место внутри команды. Потому что кроме хоккея на площадке есть еще хоккей в раздевалке. Конкуренция за авторитет в команде. Сейчас настало его время. Появилась вакансия, и Печа не хотел ее упустить.

– А чего нам радоваться? Что ты момент просрал?

– В смысле – просрал? Я же забил.

– Где-то я уже это слышал. Макс, ты рано вышел из клиники, подлечи свою голову.

– Ты думаешь, я болен?! – налетает на Печу Макс. – Давай выйдем, я тебе покажу, кто здесь болен.

– У тебя точно жар. Я с больными не дерусь. Ты на льду показывай. Хотя ты уже показал.

Макс берет Печу за грудки, но здесь вмешивается Гузя. Своим большим телом он разделяет двух маленьких, но гордых петухов.

– Да что с вами такое, мужики?

– Гузя, может, ты мне скажешь, что происходит?

– Макс, гола не было, я же тебе говорил. Прими это.

– Хрень какая-то. Вы все так считаете? – оглядывает он горячим взглядом всю команду, словно хочет сделать панорамный снимок со вспышкой.

Режиссер: Здесь будет врезка, где он снова бьется головой об лед. Вот она, ледяная стена непонимания. Снова в кадре его падение, где лицо его лежит на льду.

И кульминация одиночества:

Все игроки выходят из раздевалки, и Макс остается один сидеть на скамейке. Камера отъезжает, он остается один на скамейке, которая находится на льдине. Один на всем белом свете, в вечной мерзлоте. Макс закрывает ладонями глаза и снова видит свой голевой момент, только гола нет. Опять в голове хоккей: шайба летит мимо ворот.

В раздевалку входит тренер и садится рядом с Максом. Он обнимает его за плечи.

– Просто забей. Такое случается.

– Да я уже забил, сколько можно объяснять, и забью еще сколько надо. Я обязательно забью! Поеду забивать в Питер.

Они долго говорят по душам, Макс дает понять, что после такого ледяного приема ему тут нечего делать, что здесь ему тесно и он поедет в Питер в команду мастеров и докажет, что он лучший.

– Зря ты так, ребята просто расстроены. Они все поставили на кон.

– Но разве они не видели, что гол был?!

– Слушай, что ты заладил – гол, гол, ну не было никакого гола, не было. Если бы он был, шайба лежала бы в сетке, а матрас шайбу за воротами подобрал.

– Да этот судья, может, он купленный. Может, ему Быстров старший заплатил хорошенько. Шайба наверняка просто вылетела. Я же сам видел, что гол был, своими глазами.

– Макс, – тренер положил свою руку ему на плечо, – тебе надо отдохнуть. Просто на пару недель сгоняй в Питер, пусть страсти улягутся, вернешься с другим настроением.

– Если я уеду, то насовсем. Мне там предлагали контракт.

– Ну, как знаешь. Ты на ребят не обижайся, устали они, конец сезона. Обидный проигрыш. И на меня тоже не обижайся, если что будет нужно – звони. У меня в Питере много друзей из хоккея.

– Спасибо, Эрик Булатович. Я позвоню, – посмотрел Макс на тренера, но не увидел его, он уже ехал в Питер.

– А что за агент у тебя там?

– Агент? Усачев, может, знаете?

– Нет, но ты с ними поосторожнее, они все такие проныры, подставить могут в любой момент. Они, когда деньги видят, перестают на тебя смотреть, смотрят только на деньги. Думаешь, я не рвался в Питер в свое время, еще как рвался, даже съездил пару раз, показался, но глухо как в танке, и гонор был, и талант, но, видимо, этого мало, вот здесь и остался. Так чаще всего и бывает. А ты попробуй, у тебя получится, я верю, ты фартовый. Только помни, что успех – это большая ловушка, в которую может угодить любой. Я вспоминаю себя молодого, одержимого, который тоже думал, что его жизнь – это хоккей и он не проживет без него ни дня, на деле оказалось, что жизнь – это шайба и она пролетает, пока ты пытаешься добиться успеха. А успех, который измеряется только тем, что шайба попала в сетку, – это ловушка, это матрица, из которой порой очень трудно найти выход. Потому что жизнь – это не конечный результат, это бесконечный процесс.

Погода попыталась поднять настроение Максу, которое ему уронили в раздевалке. Весна, март. Светит солнце. Макс идет по городу, сквозь дома, видит, как на дворовом катке пацаны играют в хоккей. Он останавливается рядом с площадкой