Эшли Дьюал - Свободные (СИ)

Облизываю губы и неохотно отодвигаюсь чуть в сторону. Все жутко толкаются, а мне необходимо пространство. Я будто задыхаюсь. Мне нечем дышать! Моргаю, облокачиваюсь головой о грязный, липкий барный столик и внезапно чувствую на себе чей-то взгляд. Не двигаясь, сканирую зал, изучаю полуголых танцовщиц, мужчин, размахивающих пачками денег прямо перед их лицами, официанток в откровенных, кружевных костюмах, и вдруг вижу его. Парня. Да, именно он испепеляет меня своим тяжелым взглядом так открыто и бесцеремонно, будто имеет на это полное право. Однако я тоже не отвожу глаз. Увлеченно рассматриваю его темные волосы, яркие глаза, широкие плечи и круглый стакан с какой-то выпивкой. Несколько девушек пытаются привлечь его внимание, улыбаются, вытягивают и скрещивают худощавые, кривые ноги на широком, белоснежном диване, но незнакомец почему-то смотрит только на меня. Смущенно отворачиваюсь. Сглатываю и вижу бармена.

- Мне водку с соком.

- Тебе? – он скептически выгибает бритые брови. – Алкоголь только после восемнадцати.

- Мы же можем решить эту проблему, - вокруг так много шума, что я не сомневаюсь в легальности сделки. Достаю последние четыре сотни и кладу на стол. – Идет?

К моему огромному удивлению женоподобный парень качает головой.

- Нет. Сначала паспорт, потом выпивка.

- Что? – я ошеломленно раскрываю рот. Что за черт? Я пью до постыдного редко, во всех клубах действует данная система, так почему же именно сегодня, именно в эту минуту, когда мне так жутко захотелось напиться, я встретила правильного бармена? Недовольно пихаю деньги обратно в сумку и рычу. Теперь-то здесь точно нечего делать.

- Позвольте же угостить вас, - неожиданно кричит чей-то голос над моим ухом, и я взвинчено оборачиваюсь. Думаю, сейчас увижу того парня из VIP-сектора. Однако сталкиваюсь лицом к лицу с взрослым, симпатичным мужчиной. В правой руке он держит мутный, оранжевый коктейль. В левой – рюмку бронзового виски.

- Нет, спасибо.

- Перестань, - тянет он. - Я ведь видел, как бармен подрезал твои крылышки! Сам был таким когда-то.

- Жалким?

- Молодым!

Он говорит и говорит. Рассказывает о своей тяжелой работе, последних годах в институте. Эмоционально размахивает руками в стороны и ведает о жизни, проблемах, философии. О том, как несправедлива судьба к бездомным, и как спятили все политики на Западе. Как безумно растут цены, и как быстро потеплело. И я ожидаю очередной истории, в стиле: прикинь, вот однажды со мной такое произошло – как вдруг он облокачивается всем телом о барную стойку и отключается. Растеряно вскидываю брови.

- Эй? – толкаю мужика в бок. – Вы как? Живы?

Но он не отвечает. Немного приоткрывает рот и дергает носом. Как же нелепо! Я усмехаюсь, прикусываю губу и неожиданно для себя вынимаю из его ладони оранжевый коктейль. Вряд ли он ему теперь пригодится. Делаю несколько глубоких глотков и мгновенно ощущаю горячую волну из спокойствия и мурашек. Расслабляю плечи, прикрываю глаза и внезапно понимаю, почему она любила пить. Нет, стоп! Она не любила пить. Иногда выпивала с друзьями, и только! Отхожу от стойки, вновь глотаю колючую, горькую жидкость, и дергаю головой: как же горячо! Ох! Поднимаю взгляд вверх, смотрю на потолок и столбенею: он кружится! Он вертится! Я поднимаю руки, двигаюсь в такт музыке и пьяно улыбаюсь, словно осушила не один стакан крепкого коктейля, а несколько десятков. Делаю еще один глоток, расстегиваю верхние пуговицы белоснежной, школьной рубашки и вновь припадаю губами к стакану. А клуб все крутится и крутится, и крутится. Я подпеваю незнакомой песне, бросаю взгляд в сторону барной стойки и вдруг понимаю, что мужчина испарился. Куда же он делся? Куда пропал? Хотя плевать. Какая разница. Допиваю коктейль, буквально слышу, как в голове что-то щелкает, и непроизвольно роняю стакан на пол. Он разбивается в замедленной для меня съемке. Касается дном паркета, трескается и тягуче рушится, как чьи-то планы или надежды. На качающихся ногах пытаюсь добраться до какого-нибудь кресла, но не могу. Только и делаю, что безвольно верчусь по кругу. Говорю: помогите, проведите меня, но никто не обращает внимания. Люди, их руки, глаза: все смазывается, смешивается, и теперь передо мной только сплошные разноцветные пятна, танцующиеся и мельтешащие из стороны в сторону.

- Помогите.

- Помочь?

А вот и тот мужчина. Сейчас он отнюдь не кажется мне пьяным.

- Вы…, - язык заплетается. Я покачиваюсь назад и глупо хихикаю. – Ой!

- Ой, - повторяет он и кладет руки мне на талию. Притягивает к себе и начинает танцевать. Странно танцевать. Сначала мне нравится, но потом становится страшно. Он слишком сильно стискивает мои бедра. Да. Так ведь нельзя, верно? Я слабо отталкиваюсь от него и мычу что-то, однако мужчина не обращает внимания. Лишь грубее сдавливает мое тело и шепчет:

- Давай, ну же, давай, - его голос хриплый и томный. – Иди сюда.

Он хватает мои руки, тянет их вниз, и я испуганно вскрикиваю, извиваюсь, как вдруг ощущаю его грубые пальцы на своей шее.

- Замолкни! - Они сдавливают горло с такой силой, что мне совсем нечем дышать! И я невольно оседаю в руках незнакомца, как мертвая кукла. Пытаюсь сказать, нет, не надо, но вместо этого чувствую, как он приподнимает низ моей юбки, касается пальцами оголенных бедер, стонет, рычит.

- Нет, - порывисто отбрасываю его руку. Отворачиваюсь и тут же вскрикиваю: его пальцы буквально впиваются в мое горло.

- Давай, давай!

Он трется об меня под музыку, издевается над платьем, блузкой, и я откидываю назад голову, мысленно сдаваясь, падая без сил. И, кажется, что хуже уже быть не может, как вдруг я вижу ее. Маму. На одном из пилонов. Она в блестящем боди, откровенно лапает свое тело, крутит головой, волосами, ползает по табурету и соблазнительно облизывает ярко-алые губы. Наконец, кричу:

- Не надо! – вырываю руку и тяну ее в сторону матери. Чувствую, как к глазам подкатывают слезы и повторяю. – Не делай этого, пожалуйста, уйди! Перестань!

Но мама не останавливается, извивается на подмостках, и десятки мужчин касаются ее тела, десятки мужчин платят ей за то, как широко она расставляет ноги. И я уже не просто плачу, а реву, вспоминаю все дни, проведенные в барах, все сцены с ненормальными, помешенными алкоголиками, наркоманами, которые тушили об нее сигареты, которые били ее, выкидывали на улицу, и рыдаю еще сильней. Это ведь неправда, неправда! И когда рука незнакомца хищно, жадно сдавливает мою талию до такой степени, что от боли хочется заорать, кто-то резко выдергивает меня наружу.

Ничего не понимаю. Чувствую теплые руки на плечах, растерянно поднимаю взгляд и вдруг вижу молодое лицо. Лицо парня с голубыми, светящимися от прожекторов глазами.