Порочные ангелы (ЛП) - Карина Халле

твои родители здесь, — продолжает визажист, пытаясь разговорить меня, потому что все время, что она работает со мной, я сохраняю молчание.

Возможно, она тоже немного нервничает — знает ведь, в конце концов, за кого я выхожу замуж.

— Да, они здесь, — отвечаю я, замечая, что мое горло странно сжимает.

— Они, наверное, очень гордятся тобой, — говорит она, приподнимая пальцами мой подбородок, чтобы идеально обвести губы карандашом.

— Они обычно не путешествуют, — говорю я в качестве объяснения, едва шевеля губами.

Мои родители больше напуганы, чем горды. Папа сам не свой последнее время, и только благодаря удаче он спокоен и держит себя в руках. Благодаря удаче, или, возможно, тем лекарствам, которые мама позаимствовала у своей подруги. Мама пытается порадоваться за меня, но у нее это плохо получается, поэтому, в первый раз за всю свою жизнь, мне тяжело находиться рядом с ней. Она только напоминает мне о том, на что я себя обрекаю.

— Где они живут? — спрашивает визажист.

— В Сан-Хосе-дель-Кабо.

— Они не будут жить с тобой и твоим мужем?

Я качаю головой и виновато улыбаюсь, когда понимаю, что случайно испортила ее работу.

— Они захотели остаться со своими друзьями. Это слишком… неудобно для них, жить с нами.

Не говоря уже о том, что с помощью Сальвадора, я смогу купить им новый красивый дом, находящийся возле пенсионного центра и больницы. У моих родителей теперь есть постоянная сиделка — жесткая, но славная женщина по имени Пенелопа; также у них теперь есть свои увлечения и друзья. Все это произошло так быстро, что я до сих пор приспосабливаюсь к изменениям. Я сделала все возможное, чтобы облегчить свою вину за то, что не буду больше жить с ними, потому что я не хочу рисковать их жизнями, перевозя их с собой в Кулиакан. И хоть они будут вне моей досягаемости, я чувствую, что в Нижней Калифорнии им будет гораздо безопаснее находиться.

— Ну, возможно это и к лучшему, — говорит визажист, скромно улыбаясь. — Ничто так не разрушает брак, как родственники со стороны жены.

Я возвращаю ей взгляд, и, к моему облегчению, она заканчивает работу с моим лицом в тишине.

Сама свадебная церемония прошла намного лучше, чем я предполагала. Этому определенно поспособствовали три бокала шампанского, которые я стащила у официанта. Хотя все было сложно со священником, нашими обетами и бесконечным потоком людей, следящих за каждым нашим движением, но я выполнила свою часть, сыграла свою роль и сделала все возможное, чтобы выглядеть, как застенчивая невеста, преданная своему властному мужу. Я могла только надеяться, что мое лицо не предаст меня, и не покажет миру, насколько я напугана.

В тот момент, когда он надел на мой палец кольцо с бриллиантом — огромным, ослепительным бриллиантом, который стоит больше, чем большинство людей зарабатывают за всю свою жизнь — и мы сказали свои клятвы, я знала, что должна рыдать от той власти, под влиянием которой оказалась. Я стала женой шакала, почти самого влиятельного человека в стране, но, пока другие видели власть на моих плечах, глубоко внутри я знала, что все это иллюзия.

И мне не пришлось долго ждать, чтобы убедиться в этом.

На медовый месяц мы с Сальвадором направляемся на побережье в маленькую тихую деревню, находящуюся под его юрисдикцией, где в собственности Сальвадора имеется огромный пляж. Я едва успеваю попрощаться с мамой и папой; я по-прежнему цепляюсь за их руки мертвой хваткой, когда меня провожают с церемонии к ожидающему лимузину.

Он пуленепробиваемый. Не то, что я.

Сальвадор и я, садимся в лимузин, мы единственные люди в лимузине, в это время я вытягиваю шею и наблюдаю, как мои родители постепенно исчезают из моего поля зрения — две хрупкие фигурки на фоне беспощадно палящего солнца.

— Это было грубо, — говорю я дрожащим голосом, хотя знаю, что мне лучше держать рот на замке. — Я не должна была просто так оставлять их.

Это больше, чем грубо; я до смерти напугана, что мои родители оказались вне моей досягаемости так быстро.

Сальвадор поворачивается ко мне; он выглядит почти привлекательно в своем смокинге, с зачесанными назад волосами и подстриженными усами. Хотя его глаза всегда предают его: они измученные и искрятся как неисправная проводка.

— Ты теперь моя жена, — говорит он с ухмылкой, которая слишком злая, чтобы быть искренней. — И больше не зависишь от своих родителей; ты зависишь от меня.

Я тяжело сглатываю, пытаясь решить, смотреть ли мне на него с вызовом или покладисто. Это было решение, занимающее всего долю секунды, и неповиновение побеждает.

И зарабатывает мне удар по лицу.

Я прижимаю руку с новым кольцом на пальце к щеке, пытаясь уменьшить боль, и смотрю на Сальвадора в немом шоке. Ясно, конечно, что все это время он просто притворялся, но я и не представляла, что правда откроется так быстро.

— Ты зависишь от меня, — повторяет он, смотря на меня жесткими как сталь глазами. — Это значит, что ты не перечишь.

Я открываю рот, и он сразу же ударяет меня снова, сильнее в этот раз, так, что у меня перед глазами появляются пятна, а мои зубы впиваются в язык, когда я ударяюсь затылком о сидение. Я пытаюсь не паниковать и оставаться собранной, в то время как мне хочется рыдать от боли. Такого сильного страха я еще в своей жизни не испытывала.

Спустя момент, я осторожно выпрямляюсь на сидении, отодвигаясь от него, а он искоса смотрит на меня, как будто это все просто шутка. Возможно, так и есть.