Вирджиния Эндрюс - Хевен

– Что ж ты врешь! – Я двинулась на Фанни, но Том так наподдал ей сзади, что Фанни вылетела из двери и, упав на террасу, заревела.

– Ма, это не Хевен, а Фанни выкидывает такие номера. Это самая бесстыдная девица во всей школе, тебе любой это скажет.

– Да уж скажут, будто сама не знаю, кто на что годится, – глухо проворчала Сара, подвигая в мою сторону корыто. – Ох, эта моя индианочка Фанни с ее чертовскими повадками. Когда-нибудь она достреляется своими глазищами и попадет в такую же замазку, как я теперь, попадет рано или поздно. Хевен, ты потверже будь, стой на своем: нет и нет! А теперь переоденься да постирай. Чего-то мне в последнее время нехорошо. Не пойму, отчего это я так уставать стала.

– Может, покажешься врачу, мам?

– Покажусь, когда врачи станут бесплатными.

Я закончила стирку, а Том с удовольствием помог мне развесить белье. Когда мы все завершили, двор стал похож на выставку старьевщика.

– Тебе нравится Логан Стоунуолл? – спросил Том.

– Думаю, что да, – ответила я, почувствовав, что краснею.

Том казался расстроенным, словно боялся, что Логан станет стеной между нами. Нет, это было бы невозможно.

– Том, может быть, мисс Дил даст тебе другой акварельный набор?

– А, ладно, не важно. Все равно я не собираюсь быть художником. Из меня вообще может ничего не выйти, и только ты рядом помогаешь мне поверить в себя.

– А я всегда буду рядом с тобой. Разве мы не поклялись быть вместе, несмотря на любые преграды?

Его зеленые глаза, засветившись, быстро угасли:

– Но это было до того, как Логан Стоунуолл проводил тебя домой.

– Ты же иногда провожаешь домой Салли Браун, правда?

– Это было всего один раз, – признался Том с таким видом, словно я этого не знала. – И то только потому, что она чем-то похожа на тебя – не дура и не гогочет по пустякам, как все остальные.

Тут я не нашлась, что ответить. Иногда мне хотелось быть такой же, как другие девочки, – беспечной, хохотать по поводу и без повода и не нести на себе столько обязанностей, из-за которых я чувствую себя старше своих лет.

Вечером того же дня я как следует отругала Фанни насчет ее поведения и возможных последствий. Ей передо мной было нечего отнекиваться или объясняться. В те редкие моменты, когда мы, как сестры, нуждались друг в друге, Фанни поведала, что ненавидит школу и жалеет время, которое школа отнимает у нее от развлечений. Даже в более нежном возрасте, чем в свои двенадцать, ей хотелось водить компанию со старшими мальчиками, которым нелегко было отвязаться от назойливой девочки. Фанни нравилось, когда они раздевали ее, залезали под белье и вызывали у нее волнующие ощущения. Я была ошарашена, услышав все это, но еще больше – став свидетелем.

– Больше не буду, правда, больше не позволю им, – обещала Фанни, которой сильно хотелось спать, и поэтому она готова была согласиться на все, даже выполнить мое твердое приказание.

На следующий же день, несмотря на обещания Фанни, все началось снова. Я пошла за ней в класс, чтобы отправиться вместе домой. Так мне пришлось буквально приступом врываться в гардеробную и силой отрывать от Фанни прыщавого мальчишки из долины.

– Твоя сестра не строит из себя, как ты! – прошипел прыщавый.

А Фанни все время похихикивала.

– Оставь меня в покое! – визгливо закричала она, когда я стала тащить ее за руку. – Папа относится к тебе, как к невидимке, поэтому ты не можешь знать, как приятно любить мальчиков, мужчин. А если ты будешь приставать ко мне со своими запретами, я им разрешу делать со мной все, что хотят. И мне наплевать, скажешь ты папе или нет. Все равно он меня любит, а тебя ненавидит!

Это было уж слишком, и, если бы Фанни не бросилась ко мне, не обхватила своими тонкими руками мою шею и не заплакала, умоляя простить ее, я, возможно, навсегда отвернулась бы от полной ненависти бесчувственной сестры.

– Прости, Хевен, правда, прости. Я люблю тебя, правда, люблю, люблю. Просто мне нравится быть с мальчиками. Не могу ничего поделать с собой, Хевен. И не хочу ничего делать. Это же ведь все естественно, Хевен, скажешь нет?

– Твоя сестра Фанни будет шлюхой, – объявила мне потом Сара тусклым, лишенным всякой надежды голосом, доставая из коробок наши спальные тюфяки. – Ничего ты с ней не поделаешь, Хевен. Так что думай лучше о себе.

Отец приходил домой три-четыре раза в неделю, будто желая посмотреть, на какое время у нас хватает еды, и приносил с собой продуктов на такую сумму, сколько мог позволить себе истратить за один раз. Я слышала, как бабушка рассказывала Саре, что дедушка забрал папу из школы, когда тому было всего одиннадцать лет, чтобы пристроить его на работу в угольных шахтах, но отец настолько ненавидел эту работу, что сбежал и не приходил ни в шахты, ни домой, пока дедушка не нашел его в одной из пещер.

– И Тоби поклялся Люку, что тот больше не пойдет в эти шахты, хотя у него было бы побольше денег, если бы мальчик хоть иногда работал…

– Я тоже не хочу, чтобы он шел в шахту, – уныло заметила Сара. – Нехорошо заставлять человека заниматься тем, к чему у него душа не лежит. Даже если полиция сцапает его рано или поздно, он умрет из-за одного того, что дал им поймать себя. Так пусть уж лучше умрет, чем будет сидеть в клетке, как его братцы…

Этот разговор заставил меня взглянуть на шахтеров по-иному, чем я смотрела на них раньше.

Многие из них жили не в Уиннерроу, а в различных деревушках, разбросанных по окрестностям, но не в самых горах, как мы. Часто по ночам, когда ветер стихал, я лежала на своем тюфяке, и мне казалось, я слышу удары шахтерской кирки, будто погибшие шахтеры, засыпанные углем, все пытаются пробиться на поверхность – туда, где стоит наша лачуга.

– Ты слышишь их, Том? – спросила я его в одну из ночей, когда Сара с плачем легла в постель, потому что отец не показывался дома уже пять дней. – Стук, стук, стук… Разве не слышишь?

Том сел в постели и прислушался.

– Ничего я не слышу.

А я различала слабые и далекие удары: стук, стук, стук. И еще более слабое: по-мо-ги-те, по-мо-ги-те! Я вышла на террасу – и звуки сделались громче. Я поежилась, потом позвала Тома. Вместе мы пошли на звуки и в лунном свете увидели отца. Без рубашки, весь в поту, он рубил топором дерево: скоро зима, и надо было заготовить дрова.

Впервые в жизни я смотрела на него с удивлением и жалостью. По-мо-ги-те – отдавалось у меня в голове. Может, это он выкрикивал? Что же это за человек такой, который идет ночью рубить лес, даже не заглянув домой и не поприветствовав жену и детей?

– Пап, – окликнул его Том, – я могу тебе помочь.

Отец, не переставая работать топором, из-под которого только щепки летели, крикнул в ответ: