Юлия Данцева - Игрушка для Мастера

В кафе я выбрал столик у окна. Заказал два бизнес ланча, и тут же поймал на себе возмущенный взгляд Виктории.

- Простите, вы хотели что-то другое? – я почувствовал себя виноватым.

- Нет. Бизнес ланч вполне подойдет. Просто я могла сделать заказ сама.

- Может, на ты? Мы ведь были знакомы. И близко.

Поджала губы.

- Так вы позвали меня поэтому? Я давно не в Теме. И отписывалась вам.

Правда? Я не помнил.

- Прости. Нет, не поэтому. Просто захотелось поговорить. Как ты?

Посмотрела на меня осуждающе. Ох, она не разрешала называть на ты. Но выкать бывшей нижней было очень дико.

- Я нормально. Очень хорошо. Вы читали, наверняка в анкете. Муж, ребенок. Еще вопросы?

Сейчас она встанет и уйдет.

Нет, сидит, бесстрашно смотрит мне в лицо. Молодец. И правда распрощалась с привычками нижней.

- Если разговор тебе неприятен, можешь уйти.

Самого покоробила это фраза. Слишком похожа на ритуальную перед сессией. Виктория тоже поморщилась. Видимо, расставание с Темой далось ей нелегко.

- Пожалуй, я съем свой ланч.

Едва сдерживает раздражение.

Опять повисло неловкое молчание. Официант принес еду. Она ковыряла вилкой салат. А я все не мог придумать достойное продолжение разговора. И вдруг меня осенило.

- Прости меня. Я не хотел пользоваться своим положением. И не буду тебя преследовать. Мне просто нужен совет.

Перестала мучить салат и посмотрела на меня изумленно.

- Совет?!

- Скажи, как ты без Темы?

Молчание. Салат снова подвергся пыткам. Отложила вилку.

- Мне не хотелось бы об этом говорить. Но если уж нужен совет… За эти годы я поняла одно. Тема – это игра. Жестокая игра. Иногда она помогает выжить. Иногда разрушает. Но Тема – это не жизнь. В ней нет искренних чувств. Только эгоизм. Забота верхнего о нижнем – эгоизм. Приоритет пределов – эгоизм. А там где нет эгоизма – нет места Теме.

Она помолчала.

- Если это все, я, пожалуй, пойду. Спасибо за ланч. Деньги принесу вашему секретарю. До свидания, Игорь Валентинович. Не скажу, что встреча с вами была приятной.

Через два дня Смирнова снова принесла мне приказы. В том числе об увольнении Виктории Стаховой. По собственному желанию. Подписал и почувствовал себя последней сволочью. Кстати, это чувство было для меня абсолютно новым.

Утром в субботу позвонила Лариса. Они вернулись из Турции. Вдруг ужасно захотелось увидеть сына. Понял, как я по нему соскучился.

- Ларис, а можно я приеду вечером? Соскучился по Ваньке, сил нет ждать до воскресенья.

- А куда вы, на ночь глядя?

Недовольна. Наверное, у нее другие планы.

- Ну если позволишь, мы дома у вас посидим. Поиграем во что-нибудь.

Молчание. Думает.

- Хорошо, приезжай. А я тогда к Нинке схожу, крем для загара остался. А она завтра уезжает в отпуск.

- Спасибо! Дай Ваньку, спрошу, что ему купить.

Я приехал к сыну и Ларисе около пяти. Лариса встретила меня холодным безразличием.

- Впустишь?

Пожала плечами.

- Входи.

Знакомые, но давно забытые запахи обступили, смяли, впитались в кожу. Чай с жасмином, корица, теплая выпечка. Любимые Ларисины духи. Шанель «Мадмуазель». Сам дарил когда-то. Надо же, так и не сменила.

Ванька выскочил в коридор, повис на шее. Я зарылся лицом в светлую шевелюру. Задохнулся от его запаха. Такой родной. Отдал ему пакет с дисками.

- Иди выбирай, во что рубиться будем.

Издал вопль индейцев сиу и унесся в комнату.

- Чаю нальешь? Устал как собака.

Лариса смерила меня надменным взглядом. В нем явственно читалось: «Что, кобель, сучки твои даже чаем напоить не могут?». А может, я придумываю, и ей уже все равно.

- Иди на кухню. «Улитки» еще теплые.

Раздался звонок мобильного. Лариса ушла в коридор. Я услышал обрывок телефонного разговора:

- Не нужен? Ну ладно, как хочешь.

Вернулась в кухню, села напротив.

- Что поход к Нинке отменяется?

- Да ну ее, эту дуру. Весь мозг мне вынесла с этим кремом. А теперь уже не нужно.

- Пап! – раздался расстроенный голос Ваньки. – Я забыл совсем. Приставку отдал Алешке. Подождешь? Я смотаюсь!

- Иди, конечно, подожду.

- Я быстро!

Лариса вышла в коридор проводить сына, потрепала его по голове, чмокнула в щеку.

Мы остались вдвоем с Ларисой. Я пил чай, ел мягкие булочки и рассматривал ее, стараясь не смутить. Гусиные лапки у глаз. На лбу морщинки стали глубже. Уголки рта опустились - она выглядит грустной. Все равно заметила.

- Что, постарела? У тебя, небось, одни молоденькие.

- Не говори глупостей. Ты же знаешь, у меня никого нет.

- Ну да, конечно.

Фыркнула. Накрутила на палец волосы. Потерла висок. Опять, наверное, голова болит. У нее низкое давление и часто болит голова. Надо же. Я помню…

- Болит?

Кивнула. Когда-то с ее головной болью я справлялся легко.

- Давай помогу?

- Не нужно. Выпью таблетку.

- Химия. И не факт, что подействует.

- А ты умеешь убеждать!

Улыбнулась устало.

- Пойдем в зал.

Усадил ее на пол, по-турецки. Все тот же ковер, помню, как выбирали вместе. Мятного цвета. Мягкий длинный ворс чуть свалялся.

Какая она напряженная! В ладони упрямо билась ее боль, не желала уходить, впитываться и растворятся. Но я продолжал упорно гладить, разминать, успокаивать… Как с Аленой… Нет… Вдруг понял, ощутил всем нутром. Не так, совсем не так. Забота об Алене была заботой топа о боте. Не больше и не меньше. И в большей степени – желанием загладить свой косяк. Забота о Ларисе была другой. Искренней. О ней. О моей женщине, пусть и бывшей. О матери моего ребенка. Кажется, я начинал понимать, о чем мне говорила Виктория.

Лариса все больше расслаблялась. Ну вот и умница. Твоя головная боль – это зажатость. Спазмы. Сейчас все пройдет. Ее голова начала склоняться. Коснулась моего плеча. Почувствовал, как она опять напрягается.

- Расслабься. А то все насмарку.

Я дышал ей в затылок. Вдыхал запах ее волос, ее духов, корицы, ванили, булочек, еще чего-то неуловимого. Сам не заметил, как руки соскользнули с плеч ниже…

- Ты чего?

Резко отстранилась. Ну вот, опять все испортил.

Вскочила. И пошатнулась. Еле успел поймать.

Держал ее в руках и сам не понимал, что происходит. Да и она, похоже тоже…

Мои губы сами нашли ее. Влажные, трепещущие. Хорошо, что на ней только домашний халатик. До сих пор дома не носит лифчик. Кожа все такая же, бархатная и пахнет корицей.

Требовательные руки сорвали с меня рубашку. Ремень, брюки…

Наш старый «мятный» ковер стал жестковат. Раньше был мягче…