Елена Лагутина - Звездочка

«В волосах моих заблудились мысли твои — неужели ты этого не понял?»

Наверное, именно так она должна разговаривать. Вспомнить, что когда-то она писала стихи. Это было давно. Это неправда…

— Вам со сливками? — повторила она, чувствуя, что щеки заливает горячая краска.

«Фу, — выругала она сама себя. — Веду себя как маленькая идиотка… Он, безусловно, красив. В его глазах спрятана тайна, и тайна эта соседствует с болью… Они, конечно же, уживаются друг с другом. Мне хочется, чтобы он улыбнулся. Мне так этого хочется! Не губами, а именно этими глазами…»

— Да, — сказал он, продолжая смотреть на нее вопросительно-удивленно. — Со сливками… Спасибо.

Мама ушла с Ником. Ему было пора спать.

Из детской комнаты доносился теперь ее мерный голос.

— Она читает ему Клайва Стэпла Льюиса? — удивленно спросил Сергей.

— Что в этом удивительного?

— Странно, — сказал он. — Сейчас все помешаны на Гарри Поттере.

— Мы не совпадаем со всеми, — призналась Рита. — Это наша семейная трагедия… Не получается никак. Хотя стараемся…

— Не надо вам стараться, — рассмеялся он. Глаза остались печальными.

— Отчего же — не надо? Белым воронам никогда не живется хорошо…

— Зато белых ворон любит Бог, — сказал он. — Думаю, за это стоит и пострадать. За это счастье…

— Знаете, Сергей, белые вороны устают, — сказала Рита. — Иногда им хочется покраситься… чтобы не портить общей картины. И кто вам сказал, что Бог любит белых?

— Я так понял, — сказал Сергей, — читая Библию. А то, что вы устаете, это естественно. Вы привыкли думать душой, а не головой. Нормальная усталость…

— Легче от этого мне не стало, — усмехнулась Рита. — Хочу раствориться в стае. С недавнего времени это желание весьма сильно.

— У вас не получится, — сказал он. — Глаза выдадут… Вы не сможете придать своему лицу такое же бессмысленно-озабоченное выражение.

— А мне кажется, оно у меня именно такое и есть, — рассмеялась Рита.

— Знаете, что самое смешное? Каждый человек по своей сути исключителен. Но почему-то все стараются потерять эту исключительность или скрыть от чужих глаз… Друг от друга. А спустя какое-то время начинают искать ее. Я прочитал у какого-то писателя… Сейчас не вспомню, у кого. Да это, наверное, и не важно. «Женщины, радующиеся своей одинаковости и неразличимости, празднуют, в сущности, свою грядущую смерть, которая сделает их одинаковыми абсолютно».

— Милан Кундера, — сказала Рита.

— Что? — вскинул он на нее глаза.

— Это из Милана Кундеры, — пояснила она. — «Невыносимая легкость бытия». Хорошая книга.

Он засмеялся тихо и покачал головой:

— Черт, а я и забыл… Иногда западает мысль, и не помнишь автора…

— Вечная судьба авторов! Они оставляют свои мысли и дыхание. Но никогда — имен… Хотя, если подумать, что значит имя? А мысли и дыхание значат гораздо больше.

— Вы не похожи на других, — проговорил он. — Зачем вам «праздник грядущей смерти»?

— Наверное, потому, что я тоже женщина, — развела она руками. — Да и не уверена я, что сильно отличаюсь от других… Обычная мать-одиночка, с несчастной любовью за плечами… Не оказалось во время под рукой куска раскаленного железа…

Он посмотрел на нее с испугом.

Она рассмеялась.

— Это способ избавиться от любви, — пояснила она. — Так сказать, старинное лекарство от этого чувства. Следует опустить кусок раскаленного докрасна железа в стакан с прохладной водой, и пока оно остывает, проговорить так, чтобы дыхание касалось воды. «Именем Адоная да погаснет во мне страсть подобно тому, как железо остывает в этой воде»… И все проблемы решены!

— Зачем?

— Что — зачем? — спросила она.

— Вам нравится блуждать темноте? Поверьте мне, Рита, темнота — наказание! Но уж никак не благость…

— А мне приносит успокоение только темнота, — пробормотала Рита едва слышно. — Слишком много воспоминаний. А темнота — это сон. Отдых.

— Не знаю, — сказал он резко. — Темнота усиливает боль. Но я не буду спорить. Наверное, у каждого человека собственный взгляд. И это только доказывает мою правоту… Раньше я думал так же, как и вы. Что я один среди людей. Исключительный… Пока не понял — на самом деле все не так. Таких людей, как я, много. Они чувствуют, плачут, смеются и ужасно не хотят подчиняться нескольким одинаковым людям. Понимаете, Рита, разных людей больше, чем одинаковых, можете мне поверить… Просто почему-то люди с бедным сознанием научились подчинять себе других… Может быть, потому, что для других немыслимо пользоваться недостойными методами. Предавать, наносить удары в спину, унижать. Это ведь все ненормально… Но я разговорился. Простите!

— Нет, — попросила Рита. — Вы хорошо говорите… Продолжайте.

Ей показалось, что он сейчас говорит ей что-то важное для него. Так, словно он молчал, запрещая себе даже думать об этом, а сейчас его прорвало. Может быть, когда он выговорится, его глаза улыбнутся?

— Нет, Рита, давайте лучше поговорим о вас…

— Ничего интересного, — помотала она головой. — Обычная история…

Она не хотела рассказывать ему свою историю, и в самом деле — слишком все выглядело сейчас банальным.

Некоторое время они молчали. Он ругал себя за минуту откровенности, за то, что сам приоткрылся, вылез из раковины, но и попытался разбудить другого человека — из интереса, любопытства, желания узнать поближе эту странную женщину с огромными глазами. «Разве ты не знаешь, что это гадко? Зачем будить человека, ведь вместе с ним просыпается и тщательно скрываемая боль?»

Сейчас он испытывал мучительное чувство вины — сколько раз он зарекался, запрещал себе вызывать человека на откровенность! Он просто не имеет на это права — особенно теперь, после случившегося…

«Твой удел — темнота», — напомнил он себе.

Рита посмотрела на часы. «О нет», — чуть не вырвалось у нее. Она почувствовала себя Золушкой из сказки — сейчас пробьет двенадцать часов. Всего два и осталось… Рядом с компьютером лежат ее «горошины». Если она сегодня не успеет, когда? Завтра — ночной эфир…

Расставаться с Сергеем не хотелось, и это тоже путало Риту.

«Мы просто говорим на одном языке, — сказала она себе, успокаивая. — Это редко случается… Наверное, даже если мы будем сидеть и молчать, все равно будет хорошо…»

— Я засиделся, простите.

Он истолковал ее молчание неправильно, но Рита, хотя меньше всего ей хотелось сейчас, чтобы он уходил, промолчала.

— Уже поздно…

Он поднялся и двинулся к двери.

— Было очень приятно общаться с вами…