Первозданная (СИ) - De Ojos Verdes

Благодаря офисным сплетницам, прекрасно знаю, что поселился наш новый «сотрудник» в бывшем кабинете начальника юридического отдела. Неспешно направляюсь к нужной двери и стучу. Выждав приличный отрезок времени, вхожу и в нерешительности застываю, потому что Адонц действительно до сих пор говорит по телефону. Не хочется мешать. Мужчина резко оборачивается и спешно машет рукой, приглашая вовнутрь, а затем указывает на свободный стул.

Опускаюсь и принимаюсь изучать свои ногти. Столь придирчиво, будто вижу их впервые. И всё ради того, чтобы хоть как-то отвлечься от этого голоса, ауры, пристального взгляда, которым меня окидывают с самого начала.

— Что ты здесь потеряла, Сатэ? — вопрос застает меня врасплох.

Хоть и обещала быть сдержанней, я буквально с полуоборота завелась от такой наглости. Вскидываю голову и, сдвинув брови на переносице, уже собираюсь возмутиться, что принесла документы на подпись, но он качает головой, заставляя молчать.

Проходит к креслу и с грациозностью крупного хищника опускается в него, немного ослабляя узел галстука.

— Что ты потеряла в этой организации? У тебя небывалый потенциал, ума на целую команду… Ты заслуживаешь большего.

Опешив, я рефлекторно раскрываю рот и немного опускаю подбородок, будто приблизившись к собеседнику на пару миллиметров с целью уточнить: это реально мне?

Кристальные глаза буравят меня в ожидании ответа. Они очень серьезные, подавляющие и бесконечно проницательные. Мне кажется, я тут же превращаюсь в ледяную глыбу, будто заколдованную Снежным Королем. Очень злит это оказанное воздействие на мое сознание.

— Пойдешь работать ко мне? Я немного подучу тебя, получишь квалификацию преподавателя, будешь проводить лекции, готовить специалистов. И зарплатой не обижу. Тебя там оценят по достоинству, не как здешние бюрократы…

Работать с ним? Под его руководством?

Теперь мои брови совершают свободное путешествие вверх по лбу. Отчего Адонц задорно смеется, заставляя меня растеряться еще больше.

— Исключено, — выдаю, прочищая пересохшее горло и немного придя в себя.

— Боишься? — провокационно подается вперед, но на какой-то миг задумывается. — Хотя, ты права. Все же отношения на работе это самый идиотский человеческий промах. Слишком много проблем.

Я охреневаю от всего, что он говорит, теряя дар речи. Машинально протягиваю бумаги и в трансе наблюдаю, как Адонц орудует ручкой. Цепляюсь взглядом за длинные пальцы, изучающе добираясь до выступающих на запястьях вен. Заядлый спортсмен. В отличие от меня самой.

— Зачем Вам я? — тут же выдаю недоуменно. — Я не в Вашем вкусе, а Вы не в моем. Уверена, та же Элен будет рада познакомиться поближе…

Он хмыкает, отчего уголок очерченного рта взметается по направлению к середине щеки. Я содрогаюсь от внезапно возникшего острого желания прикоснуться к месту залома и разгладить его. В ужасе от собственных мыслей, крепко вжимаюсь в твердый стул, вытягивая спину еще прямее.

Наши глаза встречаются.

Читает меня.

Мудак.

— Хреновый из тебя советчик, — встает, огибая стол, — проясним-ка ситуацию еще раз.

Нависает надо мной скалой, заставляя истерить все возможные и невозможные рецепторы.

Не шевелюсь. Стойко выдерживаю мощный напор.

Ты меня не задавишь, даже не мечтай.

— Сообщаю тебе, что вкусы у людей меняются… — облокачивается о край стола, опуская корпус, приближая ко мне лицо, — посылать меня к другой женщине, когда я тянусь к тебе, очень опрометчиво, — теперь он совсем рядом, — особенно, когда сама искришь рядом со мной.

Губы в мизере от моего рта. И я умираю, как хочу, чтобы меня поцеловали… И именно эта мысль заставляет отшатнуться от него, будто меня ошпарили кипятком.

Я боюсь себя рядом с ним…

Меня бесцеремонно хватают за запястье и возвращают в исходное положение. Яростно шиплю, пытаясь вырваться.

— И у нас было одно условие, которое ты нарушила. Как планируешь загладить вину?

Прозвучало весьма откровенно, чем и вывело меня из себя окончательно. Адонц явно меня недооценивал. Я не елейная барышня, падающая в объятия красавчику-доминанту. Вообще не моя роль. Ни разу.

Гнев придает сил, я резко дергаюсь, взметая руку вверх, и впервые в жизни одариваю кого-то пощечиной. Звучной. Тяжелой. Разрывающей пространство.

Глаза напротив моментально темнеют, приобретая оттенки невероятного серого цвета. Адонц машинально протягивает ладонь к своей щеке и проводит по ней, яростно сжимая челюсть.

— А теперь внимательно слушайте, господин Адонц, — проговариваю сквозь стиснутые зубы, встав на ноги и отдаляясь. — Вы заигрались. Якобы придя сюда ради меня, флиртуя с другими, предлагая мне секс, потом даже работу… Не надо меня провоцировать, и не получите вот такого результата. Я не в восторге от того, что пришлось ударить Вас, чтобы привести в чувство! Не дразните меня!

— Сатэ, подойди-ка.

Обманчиво нежная просьба, сказанная с хрипотцой в голосе, вновь заставляет меня хмуриться. В раздражении цокаю, типа, что с тебя возьмешь, мудак, я же так распиналась только что, а ты ничего не понял, забираю документы и резво бегу к выходу, хватаясь за ручку. Я уже была в коридоре, когда меня вернули в помещение самым бесцеремонным образом — затащив за талию.

Адонц аккуратно прикрыл за собой дверь и медленно повернулся. Спиной откинулся на деревянную поверхность, после чего скрестил руки на груди.

— Как меня зовут? — повторяя сценарий трехдневной давности.

Я была так взбешена тем фактом, что нас могли видеть, и горела таким яростным желанием ударить его вновь, что ответила сразу. Не задумываясь.

— Мудак тебя зовут!

С чувством. Толком. Расстановкой.

Он обреченно качает головой и тяжело вздыхает.

— Хотел же по-хорошему…

И в следующую секунду слышу, как запирается замок, а ключ демонстративно отправляется в карман пиджака.

Сквозь туман доносится предостерегающий рык:

— Вот и выясним, кто тут заигрался…

— Какая банальная сцена, — скучающе рассматриваю подпись на листе, делая вид, что его медленное приближение вовсе не проблема для меня. — Применение грубой мужской силы с целью доказать свою правоту. Хм. Предсказуемо.

— Душа моя, ты, что, бессмертная? — озадаченно останавливается, впиваясь в меня неверящим взглядом. — У тебя инстинкт самосохранения отключен? Какого хрена ты позволяешь себе распускать язык и руки, не думая о последствиях?

Как он меня назвал? Душа моя? Оригинальненько.

— Что Вас смущает, господин Адонц? Вы сами не в состоянии позволить себе подобные вещи?

Наблюдаю, как в приступе бешенства закатывает глаза, благодаря чему зрачки уходят под верхние веки. Не знаю, почему, но не чувствую страха перед ним. Только перед собой. Знаю, если прикоснется ко мне, я за себя не ручаюсь.

Расстояние между нами сокращается настолько стремительно, что очнуться успеваю уже в его крепких объятиях. Безбожно смятые протоколы выпадают, рассыпаясь у ног.

— Твою ж мать… — шипит, будто обжегшись.

Потому что, как тогда… Все опять умирает. Покидает нас. Теперь только он и я, сплетенные, тяжело дышащие. Не понимающие, как такое возможно, чтобы касание ударяло мощнейшим разрядом, приковывающим к месту.

Таращусь на пульсирующую вену на мужской шее. Вторя ее темпу, сердце мое заходится в неимоверной скачке. Мне кажется, я оглохла, ослепла, онемела.

Но спустя время нахожу силы выдать:

— Вы обещали, что всё будет, только если я захочу…

— А ты обещала называть меня по имени, когда мы одни, — раздается глухо над моим ухом.

— Ничего такого я не обещала, — шепчу с надрывом.