Он - моя тайна - Оливия Лейк

постучал по плечу и кивнул Полонскому. Знал, что он смотрит. Дальний свет фар на меня как прожектор направлен был. Все, дорога свободна, может лететь к своей любимой. Да, ее он любил. Сомнений не было. За нелюбимую женщину так не дерутся. Я дотронулся до лица — больно. Славная у меня физиономия. Такой только людей пугать. Постарался мой соперник, но и я ему морду подпортил. Оба красавчиками ходить будем.

Я хлопнул по карманам куртки — нет у меня сигарет, а покурить было бы неплохо. Или выпить. Нажраться в дрова. Я не пошел к своей машине, а повернул вглубь Малой Бронной. На Патриках всегда тусовка была: с годами только названия баров и ресторанов менялись, а в остальном — музыка, выпивка, девушки, которые снимались, и мужчины, которые специально приезжали, чтобы их снять. Женщина, правда, мне сегодня не нужна, но в пустую квартиру ехать вообще тошно.

Охранник на входе в пафосную помойку заикнулся, что я фейс-контроль не прохожу — кулаки снова зачесались. Драку устраивать не стал, хотелось, конечно, но я реально выглядел сомнительным субъектом с разбитой рожей, поэтому оставил охране на чай и спокойно вошел в переполненный зал. Бар «Хорошая девочка» кишел плохими. Ухоженные, красивые, молодые, в полном боевом облачении, точнее, практически без него: короткие юбчонки, бритые пиздёнки — вот такой я рифмоплет. Сегодня было неинтересно, поэтому равнодушно приткнулся у бара и заказал водки. Я так давно не пил ее: виски, джин, бренди — и ничего родного. Окей, let's do it! Цвет настроения синий.

— Что, красавчик? — спросил у бармена и хлопнул ледяной шот. Он вежливо улыбнулся и повторил.

Я бросил взгляд в зеркальную панель: пол лица нет. Да я гребаный терминатор! Полонский, блядь, руки до сих пор кувалды. У меня, судя по его морде, тоже, но его девица-красавица пожалеет. А меня хрен. Дожили мы, конечно: к сорокету плавно двигались, а вопросы как дикие лоси в период гона решали.

Я выпил еще, чтобы уравновесить первую стопку. Внутри разлилось тепло, мышцы расслабились, морда ныть перестала. Наконец, порешали мы с Вадимом. Не чувствовал я больше ненависти. Друзьями не станем, это unreal, но и вражда наша вместе с потом и кровью в канвас впиталась. А Катя… Ночная нимфа Катрина… Она его женщина. И всегда ей была, несмотря на попытки забыть бывшего мужа со мной.

Какая все-таки коварная жизнь: я не был обделен женским вниманием, но когда искренне проникался к женщине — она другого выбирала. Я снова выпил. Кисло, Макс, кисло.

Катя мне действительно понравилась: было в ней что-то настоящее. То, чего так не хватало девушкам, меня окружавшим. Давно я не испытывал искреннего, не одноразового желания поиметь, а настоящего стремления к большему. К отношениям. Очень давно. Столько мишуры в моей жизни было. Столько баб продажных, которые веру в женский пол практически убили. Одна такая до сердца моего дотронулась, поиграла и ручками изящными разбила. Эта женщина мне не просто нравилась. Ее я любил. Правда, это так давно было, что стало неправдой. Где та Дина-Дюймовочка? Что стало с грациозной гимнасткой с длинными ресницами и гибким телом?

Я тряхнул головой. Даже думать не стану. Я больше не злился на нее, но в моей реальности Дине места нет.

— Ой, простите, — мой локоть зацепила высокая блондинка с волосами до задницы. Молоденькая, симпатичная, что уж тут. На баре шумно и людно, и девушка придвинулась еще ближе, чуть ли не на колени ко мне села.

— Не смущает, нет? — иронично усмехнулся, показывая свою «красивую» рожу.

— Нет, — обольстительно улыбнулась блондинка. У некоторых женщин встроенный рентген: люксовые часы, обувь, шмотки и гаджеты до рубля определяли. Был бы я как тот латышский, у которого только хрен да душа, взглядом бы меня не удостоила. А так, да: жених я завидный.

— А вдруг я маньяк, которому по морде несчастная жертва врезала? — заговорщически шепнул.

— Не верю, — она склонился, обдавая духами. — У вас глаза умные и красивые.

— Так значит, — и осмотрел ее откровенно, давая понять, что трах — единственное, на что она может рассчитывать и то, если увлечь меня сможет. Таких доступных красоток возле меня достаточно, почему именно ее выбрать должен? Может, жонглировать умеет? Или щелью бутылку пива открывать? Какая особенность? Да, я в принципе злой, а сегодня в особенности.

— А что ты… — я как раз поинтересоваться хотел, когда телефон в кармане заурчал. Толик? — Дядь Толь, — порывисто ответил. Он просто так ночью звонить не будет.

— Макс, отцу плохо стало, приезжай в нашу больничку.

— Понял.

Я бросил деньги на стойку и быстро ушел. Для моей комплекции три шота водки — ни о чем, поэтому, добравшись до своего «Рендж Ровера», прыгнул за руль и сорвался с места. Нарушал, да, но сейчас похуй.

Именно поэтому вернулся в Россию: после десяти лет устойчивой ремиссии случился обширный рецидив. Множественные метастазы в головной мозг. Пиздец просто! Отец сильно сдал за этот месяц, хоть и пытался вести обычный образ жизни — работать в прежнем темпе. Я совмещал работу с инвестициями и с управлением «Астронефтью» помогал. Папа просил. Я ведь сын единственный.

— Что с ним? — сразу бросился к дяде Толику. — Все же норм прошло?

Вчера облучение было, очень сложная манипуляция: два часа в маске под высокоточными лучами. Неужели нахалтурили врачи!

— Макс, — он сжал мне плечо, — он не перенес нагрузки. Инфаркт.

— Сука! — не выдержал я. — Говорил же нужно лечиться в Штатах или Швейцарии!

— У нас здесь Швейцария. Твой отец больничку спецами и техникой нафаршировал. Блядь! — Он тоже сорвался и кулаки сжал.

Они с папой одного возраста, но дядь Толя еще в силе, только морщин прибавилось, а отец…

— У тебя что с лицом? — вдруг спросил он. — Проблемы? — попытался переключиться на привычное: решать, качать, договариваться.

Я отмахнулся. Неважно все это, теперь неважно.

— Где он? — хрипло спросил. Увидеть отца нужно. Дядя Толя указал на магнитную дверь. — Пойдем.

Медсестра открыла, и мы оказались в пустом стерильном коридоре. Мое тяжелое дыхание эхом от стен отражалось. Я сглотнул болезненный ком и в палату вошел. Было тихо, только аппарат пронзительно отбивал сердечный ритм. У постели сидела Влада.

— Максим! — тихо воскликнула и навстречу поднялась. На шею мне бросилась и заплакала. Мы были не одни, поэтому брезгливо оттолкнуть ее не мог.

— Дядь Толь…

Он понял без слов и вышел. Я отстранил от себя мачеху, скептически отнесясь к этому плачу Ярославны.

— Что с лицом? — попыталась погладить.

— Неважно, — обошел и на отца посмотрел. Игорь Барсов,