Охота на русскую Золушку - Анна Трефц

включая меня, значит ей сейчас это нужно. Но вечером она неожиданно написала мне слова, которые я с тех пор повторяю как мантру, которые придают мне сил, хотя на самом деле могли означать, что угодно.

«Я все помню».

Я протянул к ней руку:

— Садись, я тебе все расскажу.

Ну да, она ожидаемо отступила. Еще одно неверное слово и она пулей вылетит из самолета. Черт, а ведь я выкупил весь этот бизнес-класс. У меня на два с половиной часа полета большие планы. Два с половиной часа наедине. Два с половиной часа, чтобы убедить ее в моих чувствах и искренних намерениях. Я просто хочу быть рядом. Я хочу попытаться стать ей другом и единственным мужчиной в ее жизни. Но не как во все прошлые разы, сминая ее губы жестким поцелуем. Я хочу другого.

Пришлось вскочить и, схватив ее в охапку, усадить у окна. Сам я сел рядом, загородив собой путь к побегу.

— Что ты… Зачем?!

Она смотрела на меня так удивленно, так взволнованно, что мне пришлось схватиться за подлокотники. Что я там себе обещал? Никаких поцелуев? У меня перед глазами двоилось от напряжения, пока я держался изо всех сил, чтобы не накинуться на нее прямо сейчас. А кровь в венах наэлектризовалась, щелкала и искрила до чесотки.

Я открыл было рот, чтобы объяснить и как я ее нашел, и как уговорил девушку на регистрации выписать ей билет в бизнес-класс, чтобы она ничего не заподозрила. И какой план нашего побега я заготовил. Что, это, конечно, удивительно, но именно вчера мои попытки найти Машиному проекту инвестора неожиданно увенчались успехом. Отчасти поэтому я и пытался с ней связаться. Крупная компания-разработчик нейросетей заинтересовалась возможностью подключить свой продукт к такому революционному направлению в науке. И благодаря их новейшим разработкам, ее тяжеловесный проект можно удешевить вдвое. Так что я надеялся уговорить ее переехать в Лос-Анжелес, туда где находится главный офис компании. И Калифорнийский университет, который, конечно, примет Машу студенткой, весьма уважаемое учебное заведение. Все это я должен рассказать ей за два с половиной часа. И рассказать так, чтобы она мне поверила. Чтобы согласилась улететь со мной на край света. Но вместо этого из горло вылетели совсем другие слова.

— Я люблю тебя.

Три простых слова повисли между нами. Мне даже показалось, что я вижу каждую их гребаную букву. Ну надо же так все испортить! Теперь можно откланяться и уйти. Она не станет слушать ни про нейросети, ни про Калифорнийский университет. Она же не дура и прекрасно поняла, что это всего лишь предлоги, чтобы быть с ней. Я хочу быть с ней. Всегда. А она? Она же села в этот самолет, чтобы сбежать от меня.

Сердце раздулось до размеров промышленного насоса, и шумело в груди так же. В висках пульсировал ужас. Я впервые в жизни чувствовал себя таким испуганным и беспомощным. Даже тогда, в отеле, когда Маша едва дышала в закрытом бизнес-центре я знал, как надо действовать, я надеялся все исправить. Но теперь я просто сидел и пялился на эти буквы, мерцающие между нами. «Я тебя люблю». И на ее чуть приоткрытые от удивления губы, за ними.

Надо успокоиться. Надо взять себя в руки и придумать новый план. Прямо сейчас. Иначе все окончательно рухнет.

— Я тебя люблю…

Мне показалось, что мои собственные слова наконец перестали крутиться на месте, ударились о пластиковую обшивку самолета и вернулись мягким эхом. Но… это ведь не могут быть другие слова? Которые сказал другой человек? Которые сказала она? Маша.

— Что, прости?

— За кого ты принимаешь меня, Марко Сеймур? — щеки ее мгновенно порозовели, — Неужели ты думал, что я целовалась с тобой из чистого любопытства? Даже встречаясь с другим. Я люблю тебя, чертов идиот с того флаера в Линкольн колледже. Теперь доволен? Ты это пришел услышать?

Моя девочка злится. Впервые за все время она не пугается, не закрывается и не плачет. Она на меня орет. По делу, кстати. Надо же быть таким дураком! Ведь на самом деле она права. Я никогда не считал ее шлюхой, но при этом даже не задумался, почему она так охотно меня целует. Наверное, я до мозга костей испорчен нашим обществом, где такое поведение считается нормой. Главное, чтобы не разразился публичный скандал. А остальное не важно. Надо выздоравливать. Потому что так смотреть на жизнь, на отношения не нормально. А я хочу именно нормальности между мной и любимой женщиной. Такой вот я извращенец, по нынешним временам.

Я подался к ней и впервые она не попыталась уклониться. А я вдруг замер в миллиметре от ее губ. Это будет нашим первым поцелуем. Те пьяные, отчаянные, ворованные не в счет. Как сказать губами губам не о страсти, а о любви? Я ведь никогда не пробовал. Надеюсь, у меня получится…

Больше книг на сайте — Knigoed.net