Владимир Лорченков - Свингующие пары

Ознакомительный фрагмент

Кроме нас двоих, сказал я.

Дело только в нас двоих и это только наше и наше дело, сказал я.

Ну, то говно, в которое превратился наш брак, сказал я мстительно.

Она рассмеялась. Теперь был мой черед бить. Каждому из нас нужно было попрекнуть другого нашим неудавшимся браком так, будто от того, кто первым признает его крах, что-то зависит. Я тяжело дышал, у меня билось сердце, и я чувствовал себя очень и очень плохо.

Ты, мальчик, понятия не имеешь, с кем связался, сказала она.

Я тебя неплохо знаю, сказал я скромно.

Я говорю не о себе, а об этой проститутке толстой, сказала она.

Что ты без меня, сказал Алиса с презрением.

Возможно, сказал я, и с ужасом понимая, что мы стремительно расходимся без всякой надежды на то, что швы срастутся. Зная, что мне будет трудно так же, как больному, – претерпевшему ампутацию, – без правой руки. Я знал, что она права. Она вросла в мои легкие, как споры травы – в останки мертвеца.

Но я должен был положить конец всему этому.

Ну, а ее муж, как же, сказала вдруг Алиса.

С которым ты трахаешься, и не только на вечеринках, сказал я, и понял, что мой свинг достиг цели.

Это было такой редкостью и так неожиданно, что я от радости едва в пляс не пустился, хотя мне по-прежнему было нехорошо. Но я по молчанию Алисы понял, что попал, хотя запустил удар по самой сложной, невероятной, и длинной траектории. Это-то его и спасло. Будь он чуточку более предсказуемый, Алиса бы легко отбилась или ушла. Но свинг прошел. Я так радовался, что едва не забылся. Спохватившись, пошел на добивание.

Думаю, вы с ним разберетесь, что к чему, сказал я.

В конце концов, мы даже семьями дружить сможем, сказал я.

Не думаю, что он на мне женится, сказала Алиса, и сказала это неожиданно для меня жалобно.

Мне жаль, Алиса, сказал я.

Хорошо, сказала она.

Твоя взяла, а я устала, очень, очень устала, сказала она.

Так что я, если ты не против, прилягу, и выпью все снотворное, какое есть в доме, сказала она.

Я рассмеялся. Дракон предлагал мне отрубить все его головы еще раз. Но я хорошо знал, что от этого он лишь оживет. Я знал все сказочные уловки Алисы, все ловушки и мины, заложенные ее дырой. Она была набита ужасами, как рассказы братьев Гримм, и если бы я не оглядел внимательно с утра свою обувь, то уже плясал бы в раскаленных железных сапогах, набитых до отказа шипами и ядовитыми змеями. Одну, впрочем, я упустил и почувствовал жжение в пятке. Школьницы смотрели на меня с недоумением, и я понял, что приплясываю от боли.

Прекрати, резко сказал я в трубку.

Туман сгустился еще больше. Я почувствовал, что люблю Алису, но сейчас нуждаюсь в Лиде, в ее мягких ляжках, в ее норе. Мне нужно было, чтобы она дала мне себя сейчас, как большой кусок свежего, рыхлого мороженного, вываленного на тарелочку. Я хотел ее, как диабетик – сладкого. Думай о мохнатке Лиды, и Алиса не сможет очаровать тебя снова, велел я себе. Пизда, пизда, пизда. Лида, Лида, Лида. Случайно я вспомнил, что еще в ту пору, когда писал книги, какой-то малахольный – других там не держали, – критик упрекнул меня в чрезмерной любви к пизде. Бедный уродец.

Он называл меня пиздочетом, не понимая, как высоко превозносит.

Но, безо всякого на то желания и стремления, – как корова, случайно наступившая копытом на мягкую почву над залежью нефти, – он сделал великое открытие. А ведь я и есть пиздочет, понял я. Я читаю пизду, как шумерские мудрец – звездное небо. Я пытаюсь по расположению волосков на ней определить сегодняшнее настроение мира. Я хочу знать, что происходит в там, внутри, и черчу для себя ее карты. Я молюсь на пизду, я знаю о ней больше, чем любой другой человек в мире. Для меня очевидна связь между пиздой и урожаем, пиздой и неурожаем, пиздой и голодом, пиздой и стихийными бедствиями, пиздой и Нострадамусом, пиздой и нашествием гунном, пиздой и вашим характером, пиздой и будущим. Аристотель, поместивший в центр модели мира Землю, заблуждался. Коперник, поместивший в центр модели мира Солнце, ошибался. Прав только я.

В центре мира находится пизда.

Это великое открытие, и мне дадут за него Нобелевскую премию мира, знал я, оглядывая школьниц, и чувствуя непреодолимое желание взглянуть в глаза пизде каждой из них. Пизда, – как черная дыра, – родила весь этот мир, и она же его и поглотит. Все мы нелепые астронавты, маленькие человечки, плавающие в черной, как ночи, пизде, и любуясь ее фосфоресцирующими стенками. Самое красивое в пизде это ее блуждающие огоньки, которыми она притягивает ваше внимание, привлекает вас на свои скалы – как обманные огни береговых пиратов. Огни космоса ничто в сравнении с огнями пизды. Пизда Лиды, – сладкая, мягкая, податливая, – должна была поглотить меня с минуты на минуту, знал я, постепенно успокаиваясь, и начиная чувствовать себя все лучше.

Ведь я вышел из дому рано, чтобы встретиться с Лидой.

Этой ночью мы были приглашены с Алисой на свинг-вечеринку, но я знал, что нам с Лидой не удастся побыть вдвоем. Так что мы решили встретиться с утра. Вечером – знал я, – я вернусь и Алиса, холеная, и ухоженная, молча пойдет со мной в дом Диего. Чтобы там улыбнуться раз, другой, а потом рассмеяться и положить руку мне на плечо.

Потому что, когда нас окружали другие люди, Алиса превращалась в мою союзницу.

Она презирала меня, но и покровительствовала мне.

Нас связывали отношения римского сенатора и плебея.

…Квартиру на этот раз сняла Лида, и я с разбегу нырнул в ее пизду, едва лишь зашел. Даже обувь снимать пришлось на лету. Мы провели вместе весь день. Я спросил ее, звонила ли ей Алиса. Она ответила, что нет. Я спросил, звонила ли Алиса ее мужу, Диего – она ответила, что нет. Я мог бы проявить настойчивость, но мне было так хорошо в этой пизде. Я предпочел поверить. Если Алиса ни с кем не говорила, то оказалась в положении генерала в бункере с оборванной связью, генерала, который не в состоянии никому навредить, понял я. И окончательно расслабился.

А когда я вернулся домой, Алиса уже остыла.

Пришлось мне ехать на свинг-вечеринку самому.

***

…Следующая, стало быть, разохотилась. Раздвинула ноги, и схватила за загривок подружку. В это время какой-то полный чудак с волосатыми и кривыми ногами – он как будто специально выбрал себе такие карикатурные ноги в магазине «Карикатурные ноги» – совал ей в лицо. Да, и членом тоже, но куда охотнее – камерой. На ней горела красная лампочка, которая, – наряду с тусклым освещением в комнате, – создавала ощущение чего-то ирреального… космического корабля из научно-фантастических фильмов 60—хх годов. Да, сэр, мы расстреляем всех марсиан, сказал я себе про себя на английском, который принялся учить, чтобы бороться с депрессией – внезапно меня осенила мысль, что я все в жизни делал, чтобы одолеть депрессию, но последний раунд, уж как водится, остался за ней, – и принялся расстреливать тетушек, разлегшихся подо мной на кровати. Кажется, это были те самые две шлюшки, которых я трахал несколько вечеринок назад, подумал я. Одна из них недавно еще и родила.

Конец ознакомительного фрагмента