Red is my favourite colour (СИ) - Солодкова

мясо, отрывались куски хлеба от общей булки и отпивался ягодный морс.

Когда все сбили оскомину и насытились, тишина всё равно не покинула нас: каждый думал о своём, наслаждаясь моментом: Амит тотчас засмотрелся на звёзды, неистово сжимая руку Поппи в своей. Наверняка сейчас притащит свой телескоп и будет всю ночь рассказывать ей о созвездиях и кометах. Оминис задумчиво копался палкой в золе, пока Натти молча водила носом по его шее, словно ласковая мурлычущая кошка. Оминис разомлел и уже не скрывал блаженной улыбки, стискивая в пальцах коленку жены. Амелия положила подбородок на сложенные в замок руки и мечтательно смотрела вдаль, на озеро. Становилось прохладно, но у костра было уютно и так хорошо, что все проблемы и невзгоды на время забылись. Всё плохое осталось где-то позади, а впереди ждала только счастливая и наполненная радостями жизнь.

— Пойдём искупаемся? — предложил я, дотронувшись шёпотом до мочки её уха. Она моргнула, обвела взглядом всю нашу компанию и согласно кивнула.

— Вы купаться? — вскинулась Натти, пихая в бок Оминиса. — Мы с вами!

Я запыхтел от досады: да когда нам уже удастся побыть одним?! Однако, заметив неподдельную радость на лице Амелии, ничего не смог возразить.

Натсай быстро развеселилась в воде и начала досаждать Оминису своей безграничной энергией: плескалась, прыгала к нему на спину, хохотала, как сумасшедшая, и просто-напросто бесилась и шкодничала, напоминая Пивза.

Они не обращали на нас никакого внимания: Оминис стойко терпел все выкрутасы жены и только плотнее стискивал челюсти, отчего мне хотелось смеяться в голос — а я ему говорил, что с Натсай будет тяжело!

Поппи и Амит продолжали сидеть у костра и разговаривать: Поппи делилась своими впечатлениями о недавно прочитанной книге, а Амит загипнотизированно слушал, попутно вклиниваясь с уточняющими вопросами и словами восхищения.

Я, не говоря ни слова, взял Амелию за руку и повёл за собой в самую дальнюю точку пляжа, где днём лежал под раскидистым деревом.

Видел, как она жадно смотрит на воду, как хочет пойти купаться, но отчего-то мялась и никак не решалась.

— Боишься? Тут никто страшный не водится, и у меня с собой палочка, — успокаивал я её, снимая рубашку. Остался в одних штанах и шагнул к кромке воды, обнял Амелию сзади за талию.

— Не боюсь, просто этот купальник… — она посмотрела вниз и растопырила пальцы на ногах.

— Купальник? Ты не в платье будешь? — удивился я, осматривая её снизу доверху.

— Видел, в чём Натти купается? Она мне то же самое дала.

— Если честно, не обратил внимания, — виновато отозвался я. — А что с ним не так? Некрасивый?

— Да нет, просто он… слишком откровенный, как по мне.

— Так это же прекрасно! — я засмеялся и развернул Амелию лицом к себе.

— Дурак ты! — она упёрла кулаки мне в грудь и стыдливо отвела взгляд. — Но я очень хочу пойти искупаться, а в платье неудобно!

— Ну и в чём тогда проблема? Давай помогу. — Я подхватил подол её невесомого платья и потащил наверх, пока Амелия пищала, как Мандрагора, заливаясь смехом.

Когда платье валялось на остывшем песке, казалось, там же валяется и моя отвисшая челюсть — я никак не ожидал, что купальник будет таким занятным.

Но Амелия не дала мне времени разглядеть его, а сразу же понеслась в воду, оставляя за собой множество брызг и звонкий смех. Я стоял и смотрел ей вслед: снова наблюдал отдаляющуюся спину, как на той поляне близ Хогсмида. Красивое, несказанно прекрасное зрелище. Грёза, ставшая реальностью. Миг, превратившийся в долгие часы, и часы, вдруг урезанные до одного малюсенького неуловимого мгновения.

Я вступил в прохладную воду, но моё тело горело, пылало фантазиями. Сердце оглушающе громко билось в ушах, пока я пытался совладать с собой и просто, чёрт возьми, насладиться романтикой. Без продолжения.

Амелия долго не решалась окунуться: визжала и прыгала в воде от избытка эмоций, но в конце концов набрала в лёгкие побольше воздуха и занырнула по самую макушку. Вынырнула испуганная, мокрая и очень смешная. Я подлетел, стиснул её крепко в объятиях, нащупав мокрую ткань купальника. Руки собственнически обхватили её холодные ягодицы под толщей воды, и её приглушённый стон ворвался в самое нутро, разбередив закрома желания, так долго пульсирующего в висках.

Я потянулся к ней, прижал к себе изо всех сил, коснулся дрожащих мокрых губ, скользнул языком в рот, замычал от удовольствия, и она обмякла в моих объятиях, совсем потеряв остатки сил.

Мои руки, как наглые змеи, поползли наверх, задрав ткань, настырно обвили её предплечья, завели их за спину, а сами полезли дальше, и моя голова закружилась, в глазах взорвались звёзды, когда я нащупал округлости груди, покрытой мурашками. Твёрдый сосок так знакомо утыкался мне в ладонь, и я шумно выдохнул, понимая, что не смогу больше устоять. Хватит романтики, довольно.

Амелия дышала мне в шею рвано, сбивчиво, что-то лепетала неразборчивое, а я всё думал, неужели такой безвольный? Неужели такой слабый перед ней? Неужели и правда не умею давать людям свободу, выбор?

— Будешь ещё купаться? — хрипло спросил я и убрал руки. Амелия выпучила на меня глаза, сверкающие от отражающегося в глади озера лунного света.

***

Себастьян не настаивает? И даже не умоляет? Он что, заболел? Я же вижу, что он сейчас задохнётся, попросту рассыпется на осколки, а сам спрашивает, буду ли я купаться дальше?

— Б-буду, — еле выговорила я, скорее чтобы проверить его реакцию, чем действительно от желания побыть в воде ещё. Я уже порядком замёрзла и вся тряслась, думая только о тёплой мягкой постели.

Себастьян разочарованно вздохнул, но кивнул и зашагал на выход из озера, а я всё проглядывала дыру в его голой спине, покрытой каплями воды от моих рук. Правда уйдёт и даже не вспылит? Не потащит за собой? Да что с ним такое?!

Терзаясь разными мыслями, я упала на спину и развела в стороны руки и ноги. Дожидалась, когда почти до носа уйду под воду, и вбирала в лёгкие воздух, чтобы всплыть, и так снова и снова, рассматривая на небе яркие звёзды.

Таким образом подплыла почти к самому берегу, опустилась на ноги и поплелась, еле перебирая ими, к сидящему на песке Себастьяну. Он безучастно рисовал что-то тонкой веткой, согнув ноги в коленях. Его белая кожа, уже высохшая от капель, всё равно блестела, и мне хотелось прильнуть к ней поцелуем, что я