Ли Сын У - Тайная жизнь растений

Было около десяти вечера, когда меня, сидевшего на лестнице перед ее домом, кто-то тряхнул за плечи. Я был погружен в свои мысли и не спал, но в тот момент мне показалось, как будто я пробудился от сна.

— Это ты ищешь Сунми? — Высокий полный мужчина в костюме держал меня за плечи.

Я поднял голову, чтобы посмотреть на него, и меня охватил испуг. Я попытался подняться, но не смог. В его руке, лежащей на моем плече, чувствовалась сила. Он ничего не предпринимал, но я не мог пошевелиться. На душе у меня вдруг сделалось отвратительно.

— Это он? — повернулся к кому-то мужчина.

Пожилая женщина, стоявшая у стеклянной двери в коридоре, кивнула головой. Она явно не хотела подходить к нам, будто боясь чего-то.

— Ты кто такой? Зачем тебе Сунми? По шее давно не получал? — Он так впился в мое плечо, что, казалось, мог вдавить меня в землю, если бы захотел.

Я ответил, что мне просто очень нравится Сунми, и я пришел сказать ей о своей любви, — не знаю, как звучали эти слова со стороны, но, на мой взгляд, я говорил довольно уверенно.

— О, да тут любовь! — прокомментировал он с издевательской усмешкой.

Я не мог понять, как можно было насмехаться над моей искренностью, и не мог этого позволить.

— Над чем вы смеетесь? — запротестовал я.

— Разуй глаза, ты, хам малолетний! Да разве моя золовка может знаться с таким идиотом, как ты?

Оказалось, это муж сестры Сунми. Наверно, ее мать позвонила ему и попросила срочно приехать с работы, что он и сделал.

Но для меня все это не имело значения. Меня интересовала только Сунми, только ее слова, только ее мысли.

— Как бы ни так! Сунми знает меня, — закричал я.

«Она знает, что у меня на душе, знает о моей любви!» — кричал я про себя.

Больше того, мною все больше овладевала иллюзия, что и она любит меня. Просто я знаю о них с братом, поэтому она не может показать своих чувств, просто она скрывает свою любовь, чтобы брат или кто-нибудь другой ни о чем не догадались, вот и все. Поэтому я должен первый сказать ей… Любовь! Страсть! Вот защита от косых взглядов!.. Я был в плену моих абсурдных мечтаний.

— Да что ты?

Его улыбка предвещала что-то недоброе, он посмотрел на кого-то за моей спиной и спросил:

— Сунми, ты его знаешь?

Я повернул голову туда же, куда смотрел он. Там она? Она все время стояла там и видела всю эту сцену? Она смотрела и не сказала ни слова в мою защиту? Вопросы возникали один за другим. Я не мог поверить, но все было правдой. Там стояла Сунми. Мне стало и радостно, и грустно, и стыдно одновременно. «Сунми, ты его знаешь?» — услышав эти слова, я почувствовал, как теряю силы.

Несмотря на все мои надежды, Сунми не сказала ни слова и толкнула стеклянную дверь коридора. Похоже, она испугалась и разозлилась. Словно дочь кто-то похищал, мать обняла ее за плечи и поскорее увела внутрь, как будто я чудовище какое-то. А что же я? Я будто пробудился от сна и начал осознавать, в каком положении оказался. Я был опустошен и раздавлен. «Ну что, теперь видишь?» — словно было написано на торжествующем лице родственника Сунми; он хлопнул в ладоши, показывая начинающим собираться зевакам, что как бы ни была интересна разыгравшаяся только что сцена, смотреть больше не на что.

— Иди отсюда. И больше не появляйся. Сегодня ты легко отделался, но запомни — еще раз увижу, костей не соберешь.

Пригрозив мне, мужчина ушел следом за Сунми и матерью. Наблюдавшие за нами люди разошлись, и я остался совсем один. Я поднял глаза на окна дома Сунми. В коридоре ее квартиры горел свет, у окна виднелась чья-то тень. Кто-то сверху смотрел, что происходит во дворе. Может быть, это была Сунми. Моя в клочья разорванная душа желала этого. Сунми, которая знала меня, прошла мимо, будто мы с ней вообще не знакомы — эта мысль пронзала мое сердце насквозь и сводила с ума. Я издал нечеловеческий вопль и скрючился на асфальте.

11

— Ты дерьмо, — кричал брат. — Ты ублюдок, сукин сын. Больше он не мог ничего сказать. Он и я, ублюдок, любим одну и ту же девушку — переносить это было выше его сил; он и я, сукин сын, боремся за Сунми — это было так унизительно для него, что он мог только кричать.

После того, как родственник Сунми зашел в дом, бросив мне на прощание предупреждение, больше похожее на угрозу, передо мной появился мой брат. Унижение, которому я только что подвергся, было для меня не таким ударом, как отстраненность и холодность Сунми. Я лег на землю — хотелось сжаться в комок, но брат не дал мне этого сделать. Кто-то позвонил ему. Кто, если не Сунми? Однако это уже ничего не меняло. Лицо брата было пунцовым, в глазах — бешенство. Он поднял меня, его губы шевелились, как будто он хотел что-то сказать, но это были только отдельные звуки, которые не превращались в слова. Он схватил меня и потащил прочь со двора. Брат был чертовски силен, я не мог сопротивляться. Он тащил меня за собой, как щенка, и я послушно следовал за ним. Мне показалось, что он хочет убить меня, и думаю, я был недалек от истины.

Наконец, он швырнул меня на газон. Между многоэтажкой и проезжей частью был разбит небольшой парк. Установленные в нескольких местах фонари плохо освещали темную улицу; наверно, было уже совсем поздно, потому что вокруг не было ни души. Если брат и правда решил от меня избавиться, место для этого он выбрал вполне подходящее. Он навалился на меня и стал колотить что есть мочи. Однако уверенности в его движениях было все меньше и меньше. Он весь будто посерел, стыдясь своего замешательства. Он размахивал кулаками, но явно не знал, что предпринять. Кажется, он продолжал бить меня уже не от злости, а скорее от бессилия. Я понимал это и не мог сопротивляться. Я просто терпел удары. Я считал, что брат бьет не меня. Иначе мое чувство к Сунми перестало бы быть той идеальной любовью, которая не принимает в расчет обстоятельства и условия жизни. Но брат, похоже, думал, что бьет меня, а я не мог игнорировать его мысли просто потому, что они не совпадали с моими. Я уважал его мнение. У меня на лице была кровь. Моя одежда была запачкана кровью, его — тоже. Но я не чувствовал боли.

— Ты дерьмо, ты сукин сын, — сбивчиво выкрикивал брат. — Ты мешаешь всем, исчезни, исчезни, пропади куда-нибудь.

В конце концов, его крик перешел в рыдания. Я молчал, а он плакал. Жаль, он был не настолько глуп, чтобы не понять насколько унизительно его положение. И, к несчастью, его ума вполне хватало, чтобы понять, что я, его брат, являюсь причиной этого унижения.

Я хотел, чтобы он говорил со мной прямо и откровенно. Например, сказал бы просто: «Отстань от Сунми, она моя девушка, даже смотреть не смей в ее сторону!» Тогда я мог бы отвечать. Но он ничего такого не говорил. Он не хотел вступать со мной в диалог. Гордость не позволяла ему разговаривать с таким дерьмом, таким сукиным сыном, как я. И я это понимал.