Джесси Кирби - О чем знаешь сердцем (ЛП)

– Нет. Я… – Смеюсь. Ох, жаль, что Райан это не слышит. – Нет, бабушка, я ездила совсем не за этим. И никто давным-давно так не говорит.

– Ну, как бы оно ни называлось, но лично я в твоем возрасте ездила на пляж только за этим. Стоило мне натянуть купальный костюм, как меня моментально окружали мальчики. – Она открывает духовку, ставит туда два противня и закрывает ее. – Если хочешь знать, именно так я поймала твоего дедушку. – Я улыбаюсь, представляя, как юная бабушка охотится за парнями на пляже. – И как раз-таки по этой причине мы с ним так быстро и поженились. Увидев меня в купальнике, он захотел поскорее увидеть меня без него, если ты понимаешь, о чем я, и когда мы…

– Сколько они должны печься? – торопливо перебиваю ее я.

Бабушка подмигивает мне.

– Ровным счетом сорок три минуты. – Она начинает отмерять какао-порошок для следующей партии брауни, и я берусь за пакет с мукой.

– Я уезжала не на охоту, – говорю я, избегая ее взгляда. – Просто захотелось сменить обстановку. – Каким бы расплывчатым ни было мое объяснение, я знаю, что оно придется ей по душе.

– Что ж, вот и умница. Иногда полезно вырваться куда-нибудь на денек. Побыть одной. Поваляться на пляже. – Она говорит таким тоном, словно гордится мной, словно это знак моего скорого исцеления или перемен к лучшему. Я ощущаю укол вины и невольно начинаю оправдываться.

– На самом деле я и до пляжа-то не доехала – врезалась по пути в машину, так что…

Бабушка поворачивается ко мне.

– Неважно, Куинн. Главное, что ты вышла из дома. – Она уносит наши миски в раковину и отворачивает кран. – Тебе стоит съездить туда еще раз. Знаешь, будь у меня твоя внешность, я бы точно не проводила лето в одиночестве взаперти; я бы отправилась на охоту. – Она опять мне подмигивает. – Или по крайней мере полежала бы на пляже – в бикини, под восхитительным летним солнцем.

На этом она замолкает, я тоже ничего больше не говорю. Мне очень нравится эта бабушкина черта. Она чувствует, когда сказано достаточно и надо остановиться. И сегодняшнего разговора с ней оказывается достаточно, чтобы мои мысли вернулись к Колтону и его словам: «Ты знаешь, где найти меня».

Знаю. И не могу перестать думать об этом.

– Может, и съезжу, – спустя некоторое время говорю я. – Как-нибудь. 

Глава 9

В мире есть много вещей, которые способны увлечь ваши глаза. Но лишь несколько способны увлечь ваше сердце. Цените их.

    Майкл Нолан

Брауни – вот чем я оправдываю свою поездку в Шелтер Ков следующим утром. Я врезалась в его автобус, а он не только отвез меня в больницу, но был так заботлив, что приехал проведать. Так мил, что подарил мне цветок. Так предусмотрителен, что не давил на меня слишком сильно. Самое меньшее, что можно сделать в ответ, это отвезти ему тарелку брауни. Из блога его сестры я знаю, что он сладкоежка, и что брауни – первое, что он попросил, когда после операции ему разрешили есть. Ну а бабушкины брауни – пальчики оближешь. Он заслуживает хотя бы этого. Отдам и поеду на пляж.

Наполнив тарелку с верхом, я оборачиваю ее пищевой пленкой и пишу записку родителям, которые с утра пораньше успели куда-то уйти. Потом подхватываю свою пляжную сумку и выхожу за дверь, чтобы отправиться в тот же путь – и так же, если не больше, нервничая, – что и позавчера.

Когда я сворачиваю на главную улицу и вижу автобус Колтона на том самом месте, где он стоял в прошлый раз, мое сердце начинает биться быстрее, и я проезжаю мимо, так и не остановившись на свободной парковке с ним рядом. Выключаю музыку, чтобы не мешала думать. Сейчас у меня еще есть выбор. Уехать и не провиниться по-настоящему ни перед Колтоном, ни перед Трентом. Но. Если я так поступлю – если уеду, – то, возможно, не получу нового шанса узнать о нем больше. «Как-нибудь» истечет, Колтон забудет о своем приглашении, и возвращаться назад будет, наверное, слишком поздно.

Красный свет дает мне еще немного времени на раздумья. Я включаю поворотник. Выключаю. Снова включаю. Когда загорается зеленая стрелка, я в нерешительности стою на месте так долго, что сзади начинают сигналить, и тогда я разворачиваюсь и еду назад. К Колтону Томасу в Четыреста второй день. К месту, где в прошлый раз парковалась. Притормозив, я замечаю на бампере автобуса вмятину. Она больше, чем мне запомнилось. Непроизвольно съеживаюсь. Бросаю взгляд на тарелку на пассажирском сиденье, и внезапно порыв привезти ему брауни начинает казаться мне совершенно нелепым.

Я не знаю, что делаю. Только сейчас, оказавшись здесь, я понимаю, что не представляю, где искать его. Опускаю стекло. Оглядываюсь, как будто он вот-вот появится на улице. Утренний воздух еще прохладный, и меня немного попускает, когда я полными легкими делаю вдох. Сейчас примерно столько же времени, что и прошлый раз, и судя по тому, что говорил Колтон, он должен быть или в прокате, или в кафе. Я думала позвонить ему перед выездом, но сочла, что это будет уже перебор. Плюс, до момента, пока я не припарковала машину, я сомневалась, что пойду до конца. По правде говоря, я до сих пор в сомнениях, стоит ли. Пункт проката еще закрыт. В кафе тоже темно. Еще есть возможность…

– Машина все, припаркована? Двигатель выключен?

Я вздрагиваю от неожиданности и, подняв глаза, вижу Колтона – он только что с океана, гидрокостюм мокрый, с волос капает вода, под мышкой доска для серфа.

– Ты вернулась. – Он рад, однако не удивлен.

– Я… да.

Беру тарелку с брауни и в качестве объяснения протягиваю ее за окно.

– Это тебе. В знак благодарности… или извинения. – Бросаю взгляд на смятый бампер автобуса. Чувствую себя глупо, неловко и начинаю тараторить, выпаливая слова одно за другим. – С твоей стороны было очень мило отвезти меня в больницу после того, как я стукнула твой автобус, и мне жутко неудобно, что ты не разрешил за него заплатить, и я знаю, вчера я вела себя странно, да и в первый день тоже… в общем извини меня. Вот.

Я проталкиваю тарелку подальше, словно это движение может компенсировать то, кем я себя сейчас ощущаю – заикающейся размазней. Я отвыкла разговаривать с людьми. А из-за его манеры стоять, улыбаясь и внимательно слушая каждое слово, делать это раз в десять сложнее.

Колтон моргает один, два раза, потом расплывается в широкой усмешке и касается края тарелки.

– Не надо извиняться. Особенно за то, что привезла брауни. Я их обожаю.

Я успеваю остановить себя и не сказать «я знаю».

– Спасибо, – благодарит он искренне. – Сама пекла?

Прислонив доску для серфа к машине, он забирает из моих рук тарелку, отворачивает пленку и вытягивает один брауни. Пробует. Жует так медленно, словно делает какой-то тест, и на долю секунды я пугаюсь, не напортачила ли с ингредиентами, потому что, пока мы кулинарничали, вместо муки и какао-порошка думала, не переставая, о нем.