Алиса Ферней - Речи любовные

— Вечером я много не ем.

— В этом залог здоровья, — просто так, повторяя избитую истину, подхватил он.

— Я в это верю, — неожиданно серьезно продолжила она. — Знаете, что говорил Гиппократ? — Он отрицательно помотал головой. — Гиппократ говорил: мне на пользу все то, что я не съел.

— А вы уверены, что он это говорил? Откуда вы это взяли? — смеясь, спросил он. — Количество фактов и слухов, в которые мы бездоказательно верим, просто невероятно. А приходилось ли вам видеть мандрила, сперматозоид, атом углерода? Или электрон? Странно, не правда ли, что столько всего, во что мы твердо уверовали, остается невидимым. — Она не отвечала. Ее затопила его улыбка. — А между тем то, чего никому не дано увидеть, мы подвергаем сомнению. Бог. Духи. Сила любви. Если вы скажете людям, что духи подобны радиоволнам, невидимым, но вполне реальным, в лучшем случае прослывете оригиналом, а в худшем вызовете озлобление.

— Много всего невидимого и важного на свете, — проговорила она, чувствуя, что выдает какую-то банальность или глупость.

Однако меж ними всякое лыко ложилось в строку.

— Вплоть до того, что самое невидимое является самым важным, — проговорил он.

«Как ребенок, которого я жду», — вдруг подумалось ей. Он, конечно же, не мог догадаться, как преломилась его мысль в ее голове. Она была уверена, что он ничего не заподозрил. Но с этой минуты мысль о ребенке стала для нее непосильным бременем. Она должна была ему сказать: «Вам не следует ухаживать за мной, я ношу под сердцем ребенка другого мужчины, я в большей степени мать, чем женщина». Она собиралась просто и без затей признаться ему, но при этом хотела, чтобы его ухаживания не прекратились. А вот об этом-то она ему сказать и не смогла. Мыслимо ли произносить вслух такое? Разве что сам догадается.

За их столиком вновь воцарилось молчание, и он: этим воспользовалась.

— Я должна вам кое в чем признаться, — решительно начала она с озабоченным видом.

— Что случилось? — не переставая улыбаться, поинтересовался он, все такой же милый и предупредительный, как будто имел дело с малышкой, у которой горе.

Но поскольку она оставалась как натянутая струна он выпрямился и проговорил:

— Я вас слушаю.

— У меня будет ребенок.

— Когда? — очень удивился он, не меняя все же вкрадчивого тембра голоса, который становился для нее своего рода орудием пытки, насылающим на нее некие волны.

— Через пять месяцев.

— Вы совсем не полная. Я едва могу поверить, что ужинаю с женщиной, которая уже четыре месяца беременна.

Сам того не зная, он лил ей бальзам на душу.

— Вы стоите на самой прекрасной из дорог, и я рад за вас. Вы счастливы?

«Он нисколько не смутился. Почему? Неужели ему непонятно, что этот ребенок преграда его намерениям?» — с удивлением и даже разочарованием подумала она.

— Да, я очень счастлива, я хотела этого ребенка. Хотела, чтобы Теодор не был единственным в семье, — спокойно ответила она.

Это было не очень тактично по отношению к нему самому, чья дочь, по-видимому, должна была остаться без братика или сестрички. Но виду он не подал и, не дрогнув, ответил:

— Вы правы. А сколько лет Теодору?

— Три с половиной.

Заговорив о сыне, она словно бы утешилась. А может, оттого, что призналась в беременности? Как другая бы призналась, что она замужем, помолвлена, ну, словом, что любить ее не дозволено.

— Вы любите детей, не так ли? Думаю, это меня в вас и подкупило, когда я увидел вас в детском саду.

Она улыбалась. От воспоминания об этом у нее начинало биться сердце.

— Да, дети — очень важная часть моей жизни, и в то же время, как это ни странно, я продолжаю думать, что могла бы прожить и без них. До замужества я долго представляла себе свою жизнь без них. Хотела стать художником, мне не нужен был ребенок. Я даже думала, что ребенок стеснит меня.

— Понимаю, — раздумчиво протянул он, как бы еще под впечатлением от услышанного.

Ее прорвало, она говорила без умолку:

— Когда я вышла замуж, все оказалось иначе, чем я представляла.

— Как это? Она задумалась:

— Вряд ли у пары есть большой шанс долго прожить вместе, если в определенный момент у них не появляются дети.

— Впервые слышу, но, думаю, это довольно-таки верно, просто никто не отваживается над этим задуматься. А разве вы не верите в чистую незаинтересованную любовь?

Она тряхнула головой и улыбнулась:

— Верю, но в очень редких случаях. Я восхищаюсь мужчинами, не бросающими бездетных женщин. Это настоящие рыцари. Мне кажется, что чаще всего любовь нуждается в некоем подспорье. Чувства помогают нам выстраивать нашу жизнь. А если благодаря им ничего не созидается, мы их оставляем, как нечто бесполезное.

Он покачал головой; распознать ход его мыслей было сложно.

— Не знаю, для чего я вам все это говорю! — закончила она, покраснев.

Говоря, она все задавалась вопросом, не дурацкий ли у нее при этом вид: мол, молоко на губах не обсохло, а туда же, рассуждает. Ее удручало, что это могло быть так и потому она решила поставить на этом точку.

— Муж хотел детей, но не я, моя жизнь понравилась бы мне и без них.

— Ну конечно, у вас же есть я! — сдерживаясь, чтоб не рассмеяться, пошутил он.

Она открыто расхохоталась. Они будто условились о галантных отношениях, положенных на мелодию смеха.

— Верно, не следует желать детей как замену чем> то. Только потому, что жизнь пуста, ведь в этом случае им нечего будет дать. У иных женщин это как причуда: забрасывают собственную жизнь и всего ждут от ребенка, ничего более не требуя от самих себя. Это ведет к непримиримым противоречиям, — рассуждал он с серьезным выражением лица.

Она еще не раз будет сбита с толку этим его балансированием между насмешкой и мудрыми высказываниями, произносимыми с неподдельной серьезностью. Кроме того, он хотел поделиться с ней своим опытом, посчитав, что она стоила того и зерно упадет на добрую почву… словом, еще немного — и он бы почувствовал ответственность за нее. Она уже знала то, чему он желал ее обучать, но в этом не было необходимости, поскольку они были очень похожи, только с разницей в возрасте. Он об этом и не догадывался, тогда как она уже сделала это открытие!

— Я тоже считаю, что нужно дать что-то своим детям, нечто, обретенное в мире, в котором их еще не было.

Он улыбнулся.

— Почему вы улыбаетесь? Я говорю что-то не то? — лукаво спросила она, чувствуя прекрасно, что он во всем ее одобряет.

— Вовсе нет. А улыбаюсь я оттого, что вы столь наставительны! Я пытался представить вас с вашим сыном.