Розамунда Пилчер - Карусель

Мы попрощались, и я пустилась в обратный путь в Пенмаррон. Голова у меня кружилась, и я чувствовала себя такой пьяной, словно выпила значительно больше, чем полпинты светлого пива.

Мне не терпелось рассказать обо всем Фебе и завести долгий и подробный разговор о Дэниеле, миссис Толливер и Шарлотте, но, вернувшись в Холли-коттедж, я застала ее дремлющей у огня. Проснувшись при моем появлении, она обнаружила, что очень устала. Рука у нее ныла, гипс был тяжелым, а прошедший день — долгим и полным волнений. Она действительно выглядела усталой, ее лицо, едва видное под полями шляпы, вытянулось и потемнело. Поэтому я рассказала ей только о том, что Дэниел пригласил меня пообедать с ним завтра, и спросила, как она на это смотрит и могу ли я вновь воспользоваться ее машиной. Как я и думала, она не имела ничего против, так что я отправилась на кухню и налила ей бокал оставшегося вина, а затем пожарила яичницу и мы съели ее, сидя у огня.

После этого она решила лечь в постель, хотя была еще только половина девятого. Я помогла ей подняться по лестнице, включила одеяло с подогревом и задернула занавески, спасавшие от прохладной темноты. Когда я уходила, оставляя ее уютно устроившейся в огромной кровати, она читала книгу при свете прикроватной лампы. Закрывая дверь и спускаясь по лестнице, я знала, что она скоро заснет.

Глава 4

На следующее утро я встала раньше ее и спустилась вниз. До появления Лили Тонкинс оставалось еще много времени, поэтому я сама собрала поднос с завтраком для Фебы, сделала кофе, тост и отнесла все наверх. Она уже проснулась и через открытое окно смотрела на восходящее солнце. Когда я появилась в дверях, она повернула голову на подушке, увидела поднос и заявила со всей присущей ей энергичностью:

— О господи, Пруденс, ты же знаешь, что я никогда не завтракаю в постели!

— А сегодня тебе придется.

Она приподнялась на своих подушках, я поставила поднос ей на колени и пошла закрывать окно.

— Красное небо во время восхода — ждет пастуха непогода. Боюсь, сегодня будет дождь.

— Не стоит унывать. Почему ты не принесла и себе чашку кофе?

— Я подумала, ты захочешь позавтракать одна, чтобы никто не беспокоил.

— Ненавижу сидеть одна. Я люблю за завтраком поболтать. Пойди и возьми себе чашку. — Она сняла с кофейника крышку и заглянула внутрь. — Да тут на десять человек, ты должна мне помочь это выпить.

В постели, которая была, пожалуй, единственным местом, где она не надевала свои щегольские шляпы, она выглядела иначе: женственной, может быть, более пожилой, беззащитной. Ее густые жесткие волосы были заплетены в косу, перекинутую через плечо, а сама она завернулась в пушистую шаль. У нее был такой уютный вид, что я спросила:

— Почему бы тебе не полежать здесь все утро? Лили Тонкинс справится с хозяйством, да к тому же от тебя с твоей рукой все равно мало пользы.

— Может быть, — ответила Феба, не желая связывать себя обещаниями, — может быть, я так и сделаю. А теперь иди скорее и принеси себе чашку, пока кофе не остыл.

Я принесла себе не только чашку, но и плошку с хлопьями и поедала их, сидя на краю огромного резного соснового ложа, которое Феба и Чипс делили на протяжении многих счастливых и грешных лет. Однажды она призналась мне, что все, что ей по-настоящему нравилось в жизни, было либо незаконным, либо аморальным, либо ведущим к ожирению, и сказав это, расхохоталась.

Но каким-то образом они с Чипсом это преодолели. Благодаря исключительной силе характера и обезоруживающему обаянию они сумели справиться с неизбежным наплывом предрассудков даже в этой маленькой провинциальной деревне. Я помнила, как Чипс играл на органе в церкви, когда простужался здешний органист, и как Феба усердно пекла огромные, похожие на падающие башни пироги для чаепитий Женского института.[1]

Она заботилась обо всех, но чье-то отдельное мнение ее не интересовало. Я смотрела, как она ест свой тост с мармеладом, и понимала, до чего же я ее люблю. Она поймала мой взгляд и заметила:

— Как хорошо, что ты едешь обедать с Дэниелом. В котором часу вы встречаетесь?

— В половине первого в закусочной у лодочной станции в Порткеррисе. Но я не поеду, пока ты не пообещаешь мне, что с тобой будет все в порядке.

— Ради бога, ну я же не инвалид. Поезжай спокойно. Но когда вернешься, тебе придется обо всем подробно рассказать — я хочу все-все знать. Хочу доскональный отчет! — она подмигнула мне и залилась озорным смехом. К ней явно вернулось ее обычное хорошее настроение, и я принялась ей рассказывать о вчерашнем вечере и нашей встрече с миссис Толливер.

— … это было ужасно неловко, потому что я думала, что Дэниел стоит за моей спиной, и сказала что-то дурацкое, типа «хочу познакомить вас со своим другом», а повернувшись, обнаружила, что его нет. Он исчез. Удрал в бар.

— А миссис Толливер его видела?

— Понятия не имею, — я слегка призадумалась, — а какая разница?

— Никакооой… — протянула Феба.

Я нахмурилась, глядя на нее:

— Феба, ты что-то скрываешь.

Она поставила свою чашку и рассеянно поглядела в окно. Спустя некоторое время она пожала плечами и сказала:

— Ну, не думаю, что сейчас стоит об этом говорить. Все это было так давно. С тех пор много воды утекло. Да и тогда в этом не было ничего особенно страшного.

— Чего не было страшного?

— Ну… Когда Дэниел жил у нас, когда он был еще совсем молод, на лето к матери приехала из Лондона Аннабель Толливер, и… ну… думаю, можно сказать, что у них был небольшой роман. Интрижка, — добавила она оптимистично, стараясь, чтобы это прозвучало обыденно.

Дэниел и Аннабель Толливер. Я уставилась на Фебу.

— Ты хочешь сказать, что его очаровала Аннабель?

— Очаровала, — она хихикнула. — Какое замечательное старомодное слово. Словно «сюртук». Нынче никто уже не носит сюртуков. — Она вздохнула и вернулась к теме разговора. — Нет, не совсем. По правде говоря, я думаю, это Дэниел очаровал Аннабель.

— Но ведь она должна была быть старше его.

— Да, конечно. По меньшей мере на восемь лет.

— И замужем.

— Да, замужем. Но я уже говорила тебе, что для Аннабель это никогда не имело большого значения. К тому времени у нее уже был сын Майкл. Ему было года четыре. Бедный мальчик, уже тогда, насколько я помню, он был как две капли воды похож на своего отца!

— Но… — бесконечные отступления Фебы не проясняли ситуацию. — Что произошло?

— О господи, да ничего не произошло. Они вместе ходили на вечеринки, устраивали пикники на берегу, плавали. В то лето у нее была очень броская машина с откидным верхом. Они повсюду ездили вместе и выглядели, конечно, очень эффектно. Притягивали взгляды. Да ты сама можешь это представить, Пруденс.