Джорджия Ле Карр - Маскарад (ЛП)

Вдруг я еще шире развожу ноги для своего удовольствия. Возможно, если бы он не был таким Халком или бы таким жестоким накаченным мужчиной, он не вызвал бы ощущение полного бессилия во мне.

Я такая мокрая и возбужденная от всего этого, что у меня вырывается стон, когда он входит в меня. Я медленно выдыхаю, полностью наслаждаясь запретным удовольствием — иметь мужской член внутри себя, в женщине, которая раньше презирала любые члены. Возможно, он чувствует мое возбуждение, я настолько близка к оргазму. Мои внутренние мышцы начинают сжиматься.

— Да, — кричу я.

Оргазм накрывает меня неожиданно и мощно, но он длится лишь короткое время. Мои бедра дергаются и дрожат, но он говорит, чтобы я не двигалась и берет меня снова и снова. Его толчки настолько мощные, что он хрипит, а кровать трясется и изголовьем бьется о стену. Его руки крепко удерживают мои бедра, пальцы с болью впиваются в плоть, и я трясусь от его толчков, словно какая-то тряпичная кукла, но понимаю, что хочу еще жестче, чтобы он насиловал меня еще больше, клеймил меня. Я открываю рот, чтобы попросить.

Он не испугается. Его толчки возрастают еще с большей скоростью, как отбойный молоток внутри меня. Все тело начинает дрожать, и тогда оргазм сочится, вырываясь наружу. Это такое чувство, в котором действительно, знающие толк в этом, оценят, оно подобно смерти. Оно разрывает тебя в клочья, ты полностью обнажена в своих ощущениях. Парящая. Из тела. Все оттенки. Эмоций. Я рыдаю, в прямом смысле, рыдаю, когда возвращаюсь назад, и он крепко прижимает меня к себе.

— Что случилось? — спрашивает он.

Отрицательно качаю головой, не в состоянии вымолвить слова.

— Я сделал тебе больно?

Я опять отрицательно мотаю головой, но пытаюсь успокоить его, схватив за руку. Он все равно меня не понимает, и никогда не поймет. Он никогда не узнает, что я испытала.

Он гладит меня по волосам.

— Прости, — шепчет.

— Нет, — говорю я ему. — Это было потрясающе.

— Правда? — он кажется ошеломленным.

— Это было безумным.

— Безумным?

— Из другого мира, — говорю я ему.

Он усмехается.

— Ты кончил? — запоздало спрашиваю я.

— Да. Ты даже не почувствовала?

— Прости. Я была слишком потеряна в своих сексуальных высотах.

Он до сих пор находится внутри меня, и я чувствую, как его член дергается. Я знаю, что это значит.

— Можем мы немного передохнуть? — спрашиваю я.

— Да, — говорит он и мягко кладет меня, но он остается внутри в полустоячем состоянии. Я знаю, что ночь еще не закончилась и за это я безумно благодарна.

— У тебя есть тайные сексуальные фантазии?

— Да, — отвечаю я.

— Такие, которые было бы стыдно разделить с кем-нибудь еще?

Кровь приливает к моим щекам.

— Да.

Его глаза сияют как драгоценности. Бриллианты. Красивые. Полные тайн. Люди убивали за них.

— Какие?

Мне не удобно смотреть ему прямо в глаза, особенно видеть эффект от своих слов, поэтому я приподнимаю голову и шепчу ему на ухо.

8.

Меня будет незнакомый металлический звук. Обычно мне нужна полицейская сирена, причем гремящая у меня в голове, чтобы разбудить меня, но находясь в чужой постели с мужчиной рядом с собой, я становлюсь очень чувствительной к окружающей обстановки. Я открываю глаза и нечетким взглядом скольжу по белым стенам, белому ковру, белым шкафам. На долю безумной секунду я растерялась. Где я, черт побери? Поворачиваю голову, и мои глаза вдруг фокусируются на рядом лежащем Джероне, повернувшимся ко мне лицом, я наблюдаю за ним, а он внимательно смотрит на меня.

Я чувствую себя очень неловко.

— У тебя звонит телефон.

— Доброе утро.

— Разве ты не собираешься взять его?

— Нет.

Я тут же подозреваю, что это Эбени, и сажусь, спустив ноги с кровати. Он ловит меня за руку и тянет к себе, я падаю на него.

— Куда ты собралась?

— Домой.

— Это не Эбени, — тихо говорит он совершенно хриплым голосом. — Ты можешь посмотреть кто это, если хочешь.

— Нет, спасибо, — отвечаю я, пытаясь придать своему лицу безразличное выражение, поэтому он не может точно сказать, как я реагирую на его эрекцию. Я пытаюсь переместиться, но становится только хуже.

Он хихикает — звук теплый и сексуальный.

— Я люблю тебя такой. Такой сонной, растрепанной и непонятливой.

— Почему ты не сказал мне, что собираешься принести «копченую колбаску» (табу. – пенис) в постель с собой?

Один уголок его рта поднимается в прекрасной еле заметной полуулыбке, на которую падает солнечный свет, проникающий через открытые окна.

— Я всегда приношу завтрак с собой.

— Я люблю «копченую колбаску» в нарезке, — говорю я.

И он начинает смеяться.

— Ох, Билли. Просто даже нет похожей на тебя, — он убирает прядь волос за ухо.

— Ты кончил внутрь меня прошлой ночью, — обвиняю я его.

— Я знаю, прости. Я увлекся. Я никогда не хотел кончить внутрь женщины раньше. Но я хочу кончать в тебя все время, Билли. Я хочу наполнять твою киску горячей спермой до тех пор, пока из нее не будет течь, как с губки.

— Вау! Грязные разговоры перед завтраком.

Он не улыбается, в его глазах появляется настоящая похоть.

— Я заеду в аптеку по дороге домой и куплю таблетки. Будешь принимать таблетки?

— Зачем, ты собираешься меня долго трахать?

— Достаточно долго, — в его голосе появляется напряженность, которой раньше не было.

— Это услада для моих ушей, — говорю я беспечно, но на самом деле, его слова действуют на меня ошеломляюще. Правда, сколько бы я ни врала ему или самой себе, но стараюсь не думать, что в наших отношениях имеется ограничение по времени. Конечно, я понимаю, что на чисто интеллектуальном уровне это одно сплошное противоречие. Все в жизни имеет ограничение по времени. Даже вещи, которые кажутся вечными, подвергаются старению и смерти.

Я всегда вспоминаю фото, которое видела, как женщина со своим другом снимались на камеру, желая оставить на память оставить фотку, стоящих их на фоне водопада. Они улыбаются в камеру и совершенно не осознают, что за ними природа каким-то непостижимом образом вызвала у водопада волну, которая вот-вот смоет и убьет их в считанные секунды. Так и большинство из нас. Мы улыбаемся в камеру наших отношений, а за нами уже поднимается волна: и все заканчивается.

— У тебя болит все сегодня утром? — спрашивает он, очерчивая пальцем линию моей переносицы.

— После прошлой ночи? Ты еще спрашиваешь?

— Ага. Меня заводит, когда я слышу это от тебя.