Пенни Винченци - Греховные радости

Ознакомительный фрагмент

Иногда, пытаясь представить себе, что ждет ее в будущем, Вирджиния думала о том, что так вот и будет стареть, никому не нужная, ни для кого не желанная, с нарастающим в душе чувством отчаяния, и подобная перспектива приводила ее в ужас. Тогда она встряхивалась и говорила себе, что ей всего двадцать один год, что такого рода мысли — глупость, что у нее удачно складывается работа, масса друзей, что жизнь ее полна и интересна. Однако полна и интересна она была как-то странно и однобоко, причем с такой стороны, с какой Вирджиния никогда к этому специально не стремилась; что же касается светской жизни, то в последнее время ее стали все реже приглашать на званые обеды и ужины и все чаще — на большие приемы, где среди скопления народа не имело значения то обстоятельство, что она приходит одна. Конечно, в ее возрасте смешно было переживать из-за подобных вещей; но в 1959 году и в тех кругах, в которых она вращалась, все это представлялось весьма существенным. Ей необязательно было выходить замуж, но рядом с ней должен был быть кто-то, с кем ее можно было бы приглашать. И с кем она могла бы вести половую жизнь. Вирджиния понимала, что в ее возрасте уже пора иметь какой-то сексуальный опыт. Одно дело быть девственницей в колледже; но теперь это уже становилось унизительным.

Разумеется, вокруг нее были молодые люди. Но какие-то они всегда оказывались не такие, как нужно. То слишком нахальные, то чересчур тихие и скромные, то очень уж шумные, любящие покрасоваться, то, напротив, чрезмерно незаметные и скучные. Тот зауряден, этот чересчур щеголеват, третий одержим погоней за деньгами, четвертый — своей карьерой. Ни одного из них даже отдаленно нельзя было бы назвать близким к идеалу. А Вирджиния во всем ожидала совершенства и требовала его. Она не собиралась идти на компромисс, соглашаться на посредственность. Она вынуждена была признаться себе, что, по-видимому, ищет кого-то, кто оказался бы хоть немного похожим на Малыша; кто обладал бы хоть долей присущих Малышу обаяния, легкости в общении, остроумия, внешней привлекательности. Как было бы славно встретить такого человека! Дойдя до мысли об этом, она обычно снова встряхивалась: «Господи, Вирджиния Прэгер! Неужели же ты не способна влюбиться ни в кого, кроме собственного брата?!»

На протяжении последнего месяца или, может быть, немного дольше она встречалась и выходила в свет с одним банкиром, всегда торжественно и довольно напряженно державшимся молодым человеком по имени Джек Хартли. Несмотря на свою внешнюю натянутость, он был, в общем-то, мил, доброжелателен, относился к ней с интересом и при немного излишнем весе и неуклюжей фигуре смотрелся в целом неплохо. Он приглашал Вирджинию в театры и концерты — ему самому особенно нравились последние — и втягивал ее в долгие и напыщенные разговоры о политике и текущем экономическом положении. Конечно, он был далек от идеала, но все же это было лучше, чем ничего. Всякий раз, провожая Вирджинию вечером домой, он с серьезным видом целовал ее на прощание, никогда не пытаясь добиваться чего-либо большего. В один из таких вечеров, после ужина в ресторане, во время которого он крепко перебрал, уже на обратном пути, в такси, он принялся ласково поглаживать ее грудь. Вирджиния в глубине души с облегчением вздохнула и позволила ему продолжать это занятие, подумав, что в конце концов это не ахти какая высокая плата за возможность иметь вполне приемлемого сопровождающего. Удовольствия его поглаживания ей не доставляли; но, с другой стороны, они не были ей и неприятны. Когда такси остановилось возле ее дома, она предложила (скорее просто чтобы показать, что никак не шокирована его поведением, чем с какой-либо иной, тем более сексуальной мыслью):

— Джек, хочешь зайти, выпить чего-нибудь?

Джек Хартли уставился на нее, взгляд его выражал неподдельное удивление.

Ее это несколько озадачило, но она решила не обращать внимания.

— С удовольствием, — ответил он. — Это было бы очень неплохо.

Наверху, в ее небольшой гостиной, она предложила ему виски, а себе налила бокал вина.

— Спасибо тебе, — сказала она. — Прекрасный вечер, я получила большое удовольствие.

— Мне тоже понравилось. Я… да, понравилось.

Вирджиния уселась напротив него.

Джек посмотрел на нее как-то беспокойно:

— Я… то есть… ты не могла бы…

— Не могла бы что? — спросила Вирджиния; ее золотистые глаза постреливали то в одну сторону, то в другую.

— Ты не могла бы пересесть сюда… ко мне? Садись рядом.

— Ну что ж… пожалуйста.

Она поняла, что он имел в виду. Пересела к нему и немного подождала. Потом его руки обняли ее и снова начались почтительные, почти автоматические поцелуи. Вирджиния попыталась ответить на них. Что бы мне этакое вообразить, чтобы почувствовать хоть какое-то возбуждение, подумала она. Но единственное, чего ей сейчас действительно хотелось, так это чтобы поцелуи кончились, чтобы она могла допить свое вино, а потом, как только позволят приличия, выпроводить побыстрее Джека и лечь спать.

Рука Джека зашевелилась и стала потихоньку прокладывать себе путь вниз. Он посидел некоторое время, поглаживая ей грудь, потом вдруг резко запустил руку под кофточку, и рука поползла вверх, пока пальцы его не забрались под лифчик, нащупывая сосок груди. Вирджиния сидела, крепко зажмурив глаза, все ее мысли и чувства были сосредоточены на этой руке и на том, что в нее попало. Ощущения, которые она испытывала, не вызывали у нее неприятного чувства. Не было ничего похожего на те волны внезапно захлестывающего удовольствия, о которых ей приходилось столько слышать, но не было и ничего неприятного. Потом, совершенно внезапно, она вдруг почувствовала резкую и сильную боль: это браслет его «Ролекса», зацепившись за бюстгальтер, раскрылся и больно прищемил ей кожу. Вирджиния вскрикнула от боли и оттолкнула Джека, одергивая кофточку.

— Извини, — смущенно проговорила она. — Извини. Мне было… — Она хотела сказать «больно», но Джек не дал ей закончить фразу. Он резко поднялся, одергивая пиджак и поправляя галстук.

— Ничего, — произнес он слегка хрипловатым голосом. — Мне этого и следовало ожидать.

— Чего ожидать? — спросила Вирджиния, настолько заинтригованная, что всякое смущение у нее мгновенно прошло.

— А… ничего, — поспешно ответил Джек.

— Не упрямься, Джек. Чего тебе следовало ожидать? Я хочу знать. Слушай, если ты мне не скажешь, я закричу, прибежит отец и отлупит тебя.

— Да нет, Вирджиния, ничего, действительно ничего. — Джек выглядел не на шутку перепуганным. — Извини, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть.

— Ты меня и не обидел, Джек. Но я хочу знать, что ты имел в виду.