Шикарный мужчина. Инструкция по эксплуатации - Мария Сергеевна Коваленко

– Ещё как! – ахаю, дергаясь от наглого прикосновения. – Если смогу двигаться.

– Намек понял.

Чувствую, как он раздвигает половые губы и сразу двумя пальцами ныряет в подпухший вход. Уверенно, как к себе домой!

– Затрахаю так, чтобы не смогла передвигать этими шикарными ножками, – грозит на ухо.

– А-а… Это насилие… – жалобно выдыхаю.

– Это самый охрененный аудит, какой у меня был, – произносит так спокойно и буднично, будто ничего не происходит.

– Боюсь, мое начальство будет другого мнения. – Пытаюсь собрать мысли в кучку, но Гордей добавляет еще один палец, и все мои намерения вспыхивают перед глазами яркими искрами.

– Я никому не скажу, какая ты развратная аудиторша. – Гад впивается в мои губы жадным поцелуем. Вытягивает из меня новый стон и с довольным выражением лица отстраняется.

– Желательно, чтобы ты вообще никому ничего не говорил... – закрываю глаза и растворяюсь в движениях его умелых пальцев. – А еще лучше – совсем забыл...

– И ты тоже забудешь? – Гордей работает пальцами во мне все быстрее. Насаживает на руку, как безвольную куклу.

– Я-а-а... Поста-а-а-раюсь... – стону, как шлюшка.

– Будешь сидеть с важным видом в моем офисе и притворяться, что не хочешь вот этого?

Мерзавец кладет большой палец на клитор и начинает массировать его. Ласково, умело, в том же ритме, в каком другие пальцы таранят влажную вагину.

– Гордей... – Вроде бы что-то нужно сказать, но в мыслях каша.

– Слушаю, моя принципиальная, – усмехается этот эротический гений. – Что будем делать с твоей великой честностью?

– Я не знаю…Ты клиент. Я аудитор. Так нельзя.

Всхлипываю, раздвигая ноги шире, позволяя ему трахать меня еще глубже.

– Как именно нельзя? Так? – Он спускается к груди и обводит языком заострившуюся вершинку. – А это? Это тоже нельзя? – прикусывает ее и тут же принимается ритмично зализывать место укуса.

– Нельзя… – От удовольствия на глаза наворачиваются слезы.

Никогда в жизни не плакала во время секса, а с этим мужчиной готова обреветься, как самая настоящая плакса.

Позорно. Сладко. И еще стыднее, когда он вдруг замедляется и снова ловит мой взгляд:

– Скажи честно, ты правда сможешь завтра притвориться, что ничего не было?

Я открываю рот, чтобы ответить «да», но вместо этого из груди вырывается короткий стон.

– Вот и я думаю, что нет, – хрипит Гордей и, прежде чем я успеваю хоть немного успокоиться, вдруг вынимает пальцы и подносит их к моим губам.

– Все просто. – Подмигивает. – Работаешь честно. Кончаешь честно. А дальше посмотрим.

Он касается влажным указательным пальцем нижней губы, чуть надавливает – и я сама открываю рот. Слизываю с его кожи свой солоноватый, чуть пряный вкус. Вдыхаю аромат смазки... И стону.

– Хорошая девочка… – сипит Гордей, прижимаясь ко мне всем телом. – Вот и договорились.

Глава 17. Диагностика неполадок

Гордей

Утро встречает пустой кроватью и запахом чего-то слегка подгоревшего. Не желая вставать, я пытаюсь понять, что за фигня, и напряженно перебираю в голове вчерашние сцены.

Как эта принципиальная умная девочка стонала подо мной. Как пыталась спорить. Как плакала и кончала... так сладко, что у меня встает от одного только воспоминания.

Вроде бы ни одной осечки.

Не посрамил ни фамилию, ни отечество!

Отодрал, как в лучших фильмах для взрослых!

Тогда какого черта?

Где мои сладкие утренние сиси? Где моя упругая попка? Где моя отзывчивая девочка целиком?

Впервые за последние годы не могу понять, что за ерунда произошла. Но странный запах снова ударяет в нос, и приходится закончить с размышлениями.

– Детка, что я сделал не так?

Я выбираюсь из кровати, натягиваю треники и иду на звук! На какой-то непонятный грохот. Будто в доме воры, но слишком неуклюжие и громкие.

– Сладкая моя, ау!

Заглядываю в кухню и... роняю челюсть на пол.

– Что? – оборачивается это чудо со сковородкой в руках и в банном полотенце вокруг тела вместо одежды.

– Ты что, блинчики печешь? – принюхиваюсь внимательнее.

Сто лет не ел блинов. Помню, как они выглядят, но вкус давно забылся.

– Я так кушать захотела, а у тебя в холодильнике шаром покати, – виновато прикусывает нижнюю губу моя охрененная повариха. – Нашла одно яйцо, молоко и муку. Из такого набора только блинчики получились.

– Это, наверное, из запасов прежней хозяйки, – задумчиво почесываю щетину. И тут же замечаю, как у Насти сдвигаются брови.

– А, ну да… – в голосе прорезаются знакомые ревнивые нотки. – Из запасов какой-нибудь девушки, которую ты тоже возил сюда.

– Ага. Примерно так и было.

С трудом сдерживаю смех.

– Давай, расскажи еще, что их было много!

Девчонка – настоящая вспышка! Каким же слепошарым мудаком был ее бывший, если называл холодной?

Тут впору огнетушителями закупаться и пожарный брандспойт на всякий случай по всей квартире раскатать.

– Там, за дверью, наверное, еще какая-нибудь красотка подошла. Ждет своего часа. – Подняв руки вверх, я подхожу ближе. Осторожно кладу ладони на талию этой грозной амазонки.

– Так пусть твоя следующая и дожаривает тебе блинчики!

Настя решительно ставит сковороду на плиту и выворачивается из моих объятий.

– Ты чего, всерьез поверила? – вжимаю ее в себя. Вот же пугливая особа. Как стреляный воробей. Готова лететь по холостому хлопку. – Я про сестру говорил. Она иногда зависает тут со своим мелким. Знает, что я сутками на работе, потому даже еду с собой привозит.

– Сказочник! – Настя фыркает, но я вижу, как уголки ее губ предательски ползут вверх.

– Снова ревнуешь? – спрашиваю, опускаясь к нежному ушку.

– Не ревную. Вот еще!

Заливается румянцем.

– А давай лучше ещё один раунд? – подначиваю, целуя в шею. – Прямо сейчас. Здесь. – Толкаю свое счастье к столешнице.

В штанах уже дымится от желания поскорее попасть в любимую норку и послушать громкие стоны.

Из-за возбуждения даже голод отступает. Кажется, если не раздвину сейчас эти ножки... если не врежусь между них сразу на всю глубину – Кондратий схватит. Сдохну на месте, не дожидаясь приезда скорой.

– Откуда ты только взялся такой ненасытный? – Настя снимает кухонное полотенце с ближайшей тарелки и показывает мне целую гору тонких, румяных блинчиков.

– Так меня