Измену гордым не прощают - Ксюша Иванова

Под его взглядом аккуратно ставлю фигурку на место. Свой кулон оставляю висеть поверх водолазки - не хочется привлекать к нему внимание Трофимова. Он провожает статуэтку взглядом. И переводит его на мою шею... Понял, получается, что я увидела и соотнесла.

Смущённо бормочу:

-Не выйдет...

Не успеваю объяснить, что имею в виду, он, естественно, перебивает:

-Ну, естественно! Другого я от тебя и не ждал! Но это просто подло, Дани!

-Гордей! - а я его имени все три года, кажется, не произносила. И сейчас оно непривычно выталкивается изо рта. Но звучит всё также - волнующе, красиво, мужественно. - Я просто не хочу поругаться при ребёнке! А мы поругаемся, это абсолютно точно!

Садится в кресло, устало потирает ладонью лоб.

- Не знаю, за каким хреном мне это теперь надо! Вроде бы чего тут решать? Ну, свалила ты тогда, ну, сделала свой выбор! Хотя нормальные люди свой выбор до печати в паспорте делают. Но это ладно... И вот сейчас. Ну, узнал я о ребёнке. Самое простое, знаешь, что для меня?

-Что? - спрашиваю шёпотом.

-Сделать тест, чтобы знать наверняка и просто общаться с ним, если он мой сын. А ты... С тобой нам и видеться не обязательно. Но вот интересно... Мы же с тобой в браке. Значит, он записан на мою фамилию. Так?

И на фамилию. И отчество твоё. Ну, а какое другое может быть, если отец - ты?

-Да, - признаюсь, потому что нет смысла врать - это легко выяснить.

-Отчество моё? - читает он мои мысли.

-Да, - шепчу еле слышно.

Он медленно поднимается и делает осторожный шаг в мою сторону. На секунду в моей голове появляется мысль, что нужно бы сбежать сейчас к Эми, пока ребёнок ничего не натворил, и мы ничего не натворили тоже... но Гордей шагает ещё раз. И становится вплотную. Так близко, что я его чувствую - тепло его, запах его парфюма. И, как загипнотизированная, тупо смотрю на его губы. В голове практически пусто - только обжигающие картинки нашего недавнего поцелуя.

- Последний вопрос, раз уж пошёл такой разговор. Он - мой сын?

Как там в психологии? Спроси дважды так, чтобы, кроме "да", других вариантов ответа не было у собеседника, а потом добей любым интересующим вопросом. И он ответит "Да" снова. И я, сбитая с толку его шокирующей близостью, конечно же говорю "ДА"!

17 глава. За любовь нужно бороться?

А на самом деле этот вопрос был для меня не самым главным. Да, важным, но... Главный, а точнее два главных, звучат так: "К кому от меня ты ушла? И живёшь ли с ним сейчас?"

И меня трясет, как мальчишку, от понимания - если спрошу вот именно в эту секунду, она ответит! По глазам её вижу! Правду же скажет! А я? Я переживу адекватно эту её правду?

У меня вдруг где-то внутри взрывается пониманием, затапливая обиду и ненависть к её поступку, - да похрен, к кому ушла! И даже... Даже похрен, живёт ли с ним или нет сейчас!

Я изо всех сил постараюсь забыть, что принадлежала другому! Я прощу! Всё прощу! Только пусть она захочет вернуться...

Ведь у нас сын общий.

И у меня всё ещё в груди, где-то в районе сердца, горит от её близости.

Разве это не достаточные причины, чтобы её простить?

Ой, нет! Стоп, Гордый! О чем ты сейчас? Перед тобой стоит лживая и подлая женщина, которую ты очень любил, и которая предала тебя! Подбери слюни, идиот! Кто предал однажды, предаст ещё не раз!

-Гордей, - шепчет она каким-то севшим, надтреснутым голосом.

Смотрю ей в глаза. Она моргает и по щекам синхронно бегут две маленькие слезинки.

И здравый смысл мой отключается, как по щелчку!

Делаю последний шаг к ней навстречу, раскрывая объятья. Мы со всем разберёмся! Мы всё выясним! И, выяснив, забудем напрочь! Она дёргается навстречу. И меня топит в невероятной эйфории, в предвкушении, в счастье...

Но в эту секунду её телефон, брошенный на журнальном столике в центре моей гостиной, начинает громко трезвонить незнакомой мелодией, не позволяя нашим объятьям случиться.

Нас словно отталкивает в разные стороны. Мы одновременно шагаем прочь друг от друга. Она уходит к телефону, а я внезапно вспоминаю о том, что снова оставил ребёнка одного! Да ещё на кухне, где столько всего опасного - вилки, ножи, газовая плита в конце концов!

Залетаю в кухню. И наблюдаю вполне себе мирную картину. На столе стоят в ряд четыре тарелки. В каждую из них большой горой ложкой нахреначена куча торта - этакая каша. Каша из дорогущего авторского торта. Сверху в каждой куче торчит по прянику на шпажке. И Эми увлечённо накладывает ложкой, теряя кусочки на пол и поверхность стола, в пятую, к счастью, последнюю посудину.

Поднимает на меня радостный взгляд.

-Смотли! Это - тебе! - ложка тыкается в тарелку с самой внушительной кучей йогуртно-бисквитной каши.

Ну, спасибо! Хоть не обделил! Тыкает в тарелку с кучей поменьше.

- Это - маме.

-Та-а-ак, - подбадриваю его, показывая на следующую. - А это кому?

Сейчас, Дани! Сейчас я выведаю все твои тайны!

-Это, Лексу!

Ах, ну да! Рекса забывать нельзя!

-Ладно! - ещё не все варианты перебраны! - А это?

-Бедным.

-Кому? - поражаюсь я.

В смысле, обездоленным? Невольно улыбаюсь. Сразу видна "рука" Дани - она вечно помогала больным детям, пострадавшим при пожарах, подавала нищим на улице. И он будет таким же - добрым, сочувствующим... А от меня? От меня ребенок ничего взять не смог из-за её эгоизма!

Он пожимает плечами, отправляя кусок торта себе в рот, видимо, не до конца понимая этот философский момент с социальным неравенством в обществе. Личико перепачкано, но, кажется, довольное. И я вдруг понимаю, что вот этот бардак вокруг - это такая ерунда! Да я это сам за полчаса запросто уберу! Пусть только он будет доволен! Пока мы как-то не наладим нашу связь... Или как там? Не сформируем отношения? Не привыкнем друг к другу?

С радостью понимаю, что как только Дани теряется из моего поля зрения, её воздействие на меня ослабевает! И я снова чётко и ясно помню в подробностях, как она поступила со мной. И ужасаюсь, как только в мою голову смогла прийти эта бредовая идея - всё ей простить и принять обратно!

Ты,