Я не играю по правилам - Екатерина Аверина

Глава 11

Виктория

Не успеваю возмутиться и погасить смущение от его наглости, как дверь моего медкабинета снова распахивается.

— Да что ж такое? Проходной двор вам тут что ли⁈ — Громко возмущаюсь, всплеснув руками, и тут же прикусываю язык, поймав на себе удивленный взгляд Лешего.

— Проблемы с Третьяковым? — С ходу интересуется он. Значит успели столкнуться в коридоре.

— Нет, все нормально, — поспешно задвигаю личные эмоции подальше.

— Уверена? — Давит Леший, вкладывая в этот короткий вопрос целую тонну двусмысленности.

— Абсолютно, — уверенно киваю ему. — Ты сам-то чего зашел?

— Посидеть у тебя тут в тишине пару минут. Можно? — Устало улыбается наш Алексей Константинович.

— Садись, конечно. Чай будешь?

— Лучше какую-нибудь таблетку от головы, — морщится, устраиваясь на кушетке. Упирается затылком в стену и закрывает глаза. Сдавливает виски пальцами.

— Ты же знаешь, что «какую-нибудь» таблетку ты можешь попросить только в районной поликлинике, — смеюсь, вынимая тонометр из ящичка.

— Вик, ну не начинай, — морщится он.

Вот вроде взрослый, опытный, а все равно иногда ведет себя как его мальчишки. Не любят они лечиться ни в каком возрасте. Гордые и важные все, само пройдет.

Измеряю Лешему давление. Немного повышенное, перенервничал.

Нахожу для него лекарство, протягиваю вместе со стаканом воды, а затем завариваю для нас чай. Простые действия немного успокаивают и отвлекают от назойливых мыслей о предстоящем вечере.

— Когда они повзрослеют, а, Вик? — Косится на меня Леший. — Я для кого говорю про тяжелый матч, про ответственность, про личное, которое все оставляют не то, что за пределами поля, за пределами этого Дворца! — Заводится он. — Как будто у него контракта нет, и штрафов нет, а у меня нет права навешать на него этих штрафов до конца сезона. Бессмертный, мать его за ногу!

— Лёш, а ты в двадцать не был таким? — улыбаюсь ему. — Амбициозным, бесстрашным и сумасшедшим.

— Нет, конечно. — А сам смеется, и я вместе с ним. Кивком указываю ему на кружку остывающего чая. — У тебя тут всегда хорошо. Спокойно становится, и уютно как-то, — он оглядывает мой медкабинет и все же берется пить чай.

— Да брось, у Кати гораздо симпатичнее. Диванчик, конфетки, цветочки, — подмигиваю Лешему.

— Катя вредная, — широко улыбается. — А ты… — задумчиво стучит пальцами по борту кружки. — Мягкая что ли, не знаю, Вик. Я не умею красивые слова женщинам говорить, наверное, поэтому у меня с ними никогда не клеилось.

— Просто ни одна женщина не может выдержать конкуренцию с твоей работой. Сколько часов в неделю ты бываешь дома, Лёш?

Он хмурится, наверное, пытаясь посчитать, и снова тихо смеется, кивая каким-то своим мыслям. Ставит кружку на стол и поднимается.

— Спасибо, — разворачивается и в пару размашистых шагов оказывается у двери.

— Лёш, — окликаю его, — легче стало?

— Да.

Уходит, а я все же берусь за работу.

Вечером с детской тренировки приводят очередного травмированного мальчугана. Эти еще бесстрашнее, чем старшие. Правда, уколов боятся больше, чем удара мячом в лицо. Пока лечу разбитый нос и обрабатываю ссадину на коленке, пытаюсь успокоить нервную мамочку. Она суетливо вышагивает по кабинету, постоянно мешаясь. И не выгнать ведь, имеет право, пока он маленький. Спасает детский тренер. Заходит узнать, как дела у подопечного, и забирает с собой в коридор нервную женщину, объясняя ей, что ничего страшного не случилось, так бывает.

Когда все, наконец, расходятся, я еще заполняю документы. Иногда мне кажется, что эта часть работы занимает гораздо больше времени, чем мои основные обязанности. Зеваю, тру глаза и кошусь на часы в углу экрана монитора. 21:15. Еще раз зеваю и вздрагиваю от стука в дверь.

— Входите, — разрешаю я.

— Виктория Андреевна, — ко мне заглядывает один из охранников, — тут вам доставка.

— Какая еще доставка? — Поднимаюсь из-за стола и тут же сажусь обратно. Охранник вносит в кабинет большую корзину бордовых роз. Их мягкий аромат заполняет пространство. Красивые, но слишком…

Пожалуй, просто слишком, и на этом можно остановиться. Не могу объяснить, что конкретно меня напрягает в этом подарке. Вместо приятных ощущений он вызывает у меня настороженность и даже тревогу.

За спиной охранника появляется Мирослав. На нем куртка, черная рубашка на выпуск, джинсы и белоснежные кроссовки. Так неожиданно после мешковатых спортивных вещей. Ему очень идет такой стиль, а вот почерневший взгляд, направленный на корзину с цветами, не то, чтобы не идет, он делает его еще старше и даже опаснее. Мне даже кажется, что сейчас он вспылит, развернется и уйдет, что, наверное, будет лучше всего, но Мир переводит взгляд на меня. Несколько секунд изучает, не обращая никакого внимание на охранника.

— Ты готова? — Уверенно спрашивает он.

Охранник, наконец, оставляет нас вдвоем, и я прошу у Мирослава десять минут, уговаривая себя, что это просто ужин. Он может быть дружеским. С Сашей мы обедали несколько раз и просто болтали о жизни, без единого намека на большее.

«Но ты же большая девочка, правда? Ты понимаешь, что этот парень как раз хочет большего?» — Издевается мой внутренний голос. — «А ты позволяешь».

Как ведром ледяной воды обливает. Я покрываюсь мурашками и накидываю пальто. Мир за моей спиной все еще изучает букет. В зеркале вижу его каменное выражение лица, и не могу даже приблизительно понять, о чем он думает.

Надо использовать этот ужин, чтобы еще раз поговорить с ним о сложившейся ситуации, пока он не наделал глупостей и не попал в серьезные неприятности. Пусть найдет себе девочку-ровесницу для… Да для всего, боже!

Еще бы сердце так не билось от его внимательного взгляда…

Мы покидаем Дворец спорта, тут же садимся в такси. Мир галантен, но пока держит слово, и никак даже случайно не касается меня. Ставлю ему за это огромный плюс и благодарю за то, что парень способен держать слово.

Когда мы приезжаем в мой район, удивленно разворачиваюсь к нему.

— Я нашел симпатичное кафе недалеко от твоего дома. Решил, тебе будет комфортнее в знакомой обстановке, — поясняет Волчонок.

Если честно, моя челюсть в этот момент стремится встретиться с асфальтом. Такой простой жест буквально лишает меня равновесия. Никто и никогда не делал для меня такого. Цветы, оставшиеся в кабинете, окончательно меркнут на фоне