Маурин Ли - Мечты Энни

Врач оказался тучным мужчиной невысокого роста. Он отличался дружелюбной манерой поведения.

— Не волнуйтесь, доктор, — поспешно проговорила она. — Я все сделаю так, как вы скажете. Какой смысл рисковать жизнью моих детей?

— Я бы хотел, чтобы вы каждые две недели посещали дородовое отделение клиники. И обязательно свяжитесь со мной в случае каких-либо осложнений.

Энни ощущала себя бесценным сокровищем, с которым нужно обращаться с величайшей заботой. К ней приходили Галлахеры с подарками, но Майк так и не появился.

— Это смерть Сильвии сделала его таким, — с горечью заявил Томми. — Наш Майк стал бесчувственным. Он выкупил «Рэй Уолтерз», так что все теперь принадлежит ему. Он думает исключительно о бизнесе. Поэтому он так и проголосовал. Его больше не волнуют люди.

Дэниел регулярно отвозил мать на машине повидать Дот и Берта. Не считая клиники, это было единственное место, где она бывала. Лицо Дот исказилось от боли, когда Энни в первый раз заговорила о ее заблудшем сыне.

— Мое сердце разбито на миллион маленьких осколков, Энни, — всплакнув, сказала она. — Я и представить себе не могла, что наступит день, когда кто-нибудь из Галлахеров проголосует за тори.

— Да брось ты, Дот. Можно подумать, Майк совершил убийство или что-то в этом роде.

— Это хуже, чем убийство, — страшным голосом произнесла тетушка. — Ну да ладно, лучше скажи, как ты себя чувствуешь? Ты выглядишь так, словно вынашиваешь целую футбольную команду. Боже правый, как изменился мир. Еще сорок лет назад женщина постыдилась бы смотреть людям в глаза, если бы носила в своем чреве внебрачного ребенка. А в наше время это даже модно.

Энни легонько похлопала себя по животу.

— Я в полном порядке. Даже не знаю, что бы я делала без Дэниела. Он мне помогает, правда ведь, милый?

— Стараюсь, как могу, — сказал Дэниел. — Я вернулся домой как раз вовремя.

Энни и Дэниел хорошо ладили друг с другом, хотя и соблюдали определенную дистанцию. Он поддерживал порядок в доме, ел как лошадь, совершал длительные прогулки вдоль реки или же сидел в своей комнате, что-то читая. Дэниел никогда не рассказывал о своих странствиях, а мать никогда ни о чем его не спрашивала. Энни чувствовала, что, если бы не ее беременность, Дэниел уже давно отправился бы в очередное странствие в надежде найти себя. Она понятия не имела, чего ищет ее бродяга-сын, быть может, он и сам этого не знал. Дэниел был представителем потерянного поколения, полностью разочаровавшегося в том, как устроен этот мир. И тем не менее он стал терпеливым, уравновешенным, а его печальная милая улыбка, казалось, была слишком мудрой для человека двадцати двух лет. Она напомнила Энни о Юэне Кэмпбелле, и ей вдруг захотелось расплакаться.

Дот подмигнула.

— А ну-ка поцелуй как следует свою старенькую бабушку, парень. Я продолжаю жить поцелуями, только благодаря им я и держусь, иначе уже давно была бы на том свете.

Дэниел нежно ее обнял, хотя раньше очень не любил этого делать.

Бен Уэйнрайт выглядел ошеломленным, когда приехал за картиной к Энни.

— Я и не знал, что у вас есть супруг!

— Вообще-то у меня его нет! — сказала она.

Он кивнул в сторону ее выступающего живота.

— Вы умудрились зачать без греха?

Энни покрылась густым румянцем.

— Нет, это было… ну, в общем, мимолетный роман. Он был великолепным, но теперь все кончено.

— Не знаю почему, но эта новость меня очень обрадовала.

Энни снова зарделась.

— А где проходит ваша выставка?

— В галерее в Хакни. Я верну вашу картину в январе, когда все закончится.

Бен остался на ужин. Единственным блюдом, которое могла есть Энни, был салат. Горячая пища вызывала у нее изжогу, от кофе ее тошнило, а стоило пригубить глоток вина, как начинала кружиться голова. Она ела фрукты, сырые овощи и пила чай без кофеина.

После ухода Бена Дэниел произнес:

— Сначала я подумал, что это и есть отец малышей, но Сара сказала, что ему тридцать два. Как его зовут?

— Юэн Кэмпбелл, — испытывая неловкость, сказала Энни.

Она чувствовала себя превосходно, малыши росли у нее в животе, но в ноябре на нее вдруг напала ужасная тоска. Все казалось мрачным и безрадостным, а будущее — лишенным всяческих перспектив. На что же она будет жить? К Дон перешло право аренды «Пэчворка». Энни получила две с половиной тысячи фунтов за ассортимент изделий и приобретенную за долгие годы репутацию, клиентуру, престиж и связи, а также за права на ее модели. Она наконец-то расплатилась по закладной, однако того, что осталось, хватит всего на несколько месяцев. Мысль о том, что ей придется жить на государственное пособие, была ей просто невыносима.

С окончанием ноября миновала и депрессия. Как жаль, что на носу Рождество, а она не в состоянии выйти за пределы дома и выбрать маленькие подарочки под елку для Гари и Анны-Мари. Что ж, Сара сама сделает рождественские покупки, когда приедет домой.

Энни, кое-как устроившись на диване, большую часть времени клевала носом. Иногда, проснувшись, она вдруг задавалась вопросом, с какой это стати спит посреди бела дня, но потом вдруг вспоминала о малышах, тихонько шевелящихся внутри нее. Отрешившись от всего, Энни смотрела телевизор, читала, слушала пластинки. Ненавязчиво звучала музыка «Битлз», а Энни дремала, представляя во сне, что находится в «Каверне» вместе с Сильвией. Однажды пасмурным днем она, вздрогнув, проснулась и увидела Сильвию, сидящую в кресле и взволнованно наблюдающую за ней.

— Сил! — Сердце Энни ушло в пятки.

— Это я, Ингрид, тетушка Энни, — тихонько сказала девочка. — Мы не хотели тебя будить. Дэниел впустил нас в дом. На прошлой неделе был день рождения мамы, и мы по-прежнему ужасно скучаем по ней, поэтому попросили разрешения увидеться с тобой.

— О, милая. Привет, Жасмин. — Энни протянула руки, и обе девочки, опустившись на колени, уткнулись личиками в ее грудь. — Теперь, когда вы повзрослели, можете приходить к своей тетушке Энни чаще. Скоро вы сможете помогать мне с малышами.

— С удовольствием, — пылко сказала Ингрид. — А ты уже знаешь, кто будет — девочки или мальчики?

— Я бы предпочла подождать и посмотреть, кого Бог даст.

В течение следующего часа девочки пытались придумать имена двойняшкам, но все закончилось тем, что они расхохотались.

— Бабушка Галлахер постоянно твердит о Герте и Дэйзи. Кстати, мы ее уже сто лет не видели.

В шесть вечера за девочками заехал один из сотрудников Майка. Глядя им вслед, Энни испытывала грусть. Сильвия пришла бы в ярость от одной мысли о том, что ее драгоценные дочурки несчастны.